– Я говориль, я… я приказываль… – немец окончательно разволновался и стал забывать русский язык. – Меня не слушаль…
– Что-то я не пойму, – Глотов прислушался к пулеметному треску. – Ты зачем пришел? Сдаться в плен? Или на переговоры?
– Плен, плен, – закивал перебежчик. – Переговор…
– Так в плен или на переговоры? – злясь, спросил комбат.
– Я пришель предупредить: стрельять нельзя, – опять заладил немец. – Бомба – нельзя…
– Тьфу ты! – рассердился комбат. – Во бестолочь!.. – На войне, господин учитель-командир, стреляют! Войну не мы начали – вы! А теперь хотите жить – прекратите стрельбу и сдавайтесь. Нет – свое получите. Сейчас подойдет батарея, и через полчаса мы будем в замке.
– Батарея – нельзя! – немец замахал руками. – Взрыв, огонь!.. Я дать ценный сведений! Замок – дети, много детей! Они не слушаль…
– Что за дети?
– Мальчик, киндер – Гитлерюгенд! Стрелять нельзя!
– Вот оно что! – Глотов крутанул ручку полевого телефона. – То-то, гляжу, палят, гаденыши!..
– В замке ценность, дети – не понимать, – забормотал перебежчик. – Огонь; взрыв!.. Я приказываль! Нихт шиссен!..
Похоже, немец окончательно забыл русский язык и теперь сыпал по-своему, размахивая руками. Глотов связался со штабом полка, намереваясь доложить о перебежчике, и, ожидая, когда командир подойдет к телефону, грустно слушал немца. Тот, как заведенный, повторял по-русски одни и те же слова – «не стреляйте», «дети», «ценные сведения» – и с мольбой глядел на комбата.
– Товарищ капитан! Батарея прибыла! – доложил связной. – Орудия разворачивают.
Через несколько минут в окоп втиснулся знакомый Глотову командир батареи Лихота.
– Ну и местечко у вас, – проворчал он, снимая каску. – Из парка я стрелять не могу. С опушки – решетка мешает. Мне что, на площадь пушки вывозить? Нас же там порубят из пулеметов!
– Вдарь по решетке, – посоветовал Глотов. – Снеси ее, а потом по замку.
– Тогда отводи бойцов, – сказал Лихота. – Забор-то – чугунина сплошная. Своих побьем… А это кто здесь?
– Перебежчик, – бросил комбат, прижимая телефонную трубку к уху. – Да только какой-то ненормальный.
– Нихт шиссен! Не стрельять! – затараторил немец, видимо, принимая Лихоту за большого начальника. – Я дать ценный сведенья! Киндер, мальчик, гитлерюгенд…
Глотов услыхал знакомый бас командира полка в телефонной трубке и стал докладывать…