— Пустое. Расспрашивал, как упал Джилга, не мучился ли перед смертью. Это — отец Джилги. Дряхлый и глупый старик.
Жорж недоверчиво покачал головой. Но не могу же я рассказать ему правду. Ведь в самом же деле — н е л ь з я, по-настоящему н е л ь з я ему идти на Тропу со мною.
— А ты чему радуешься, Гассан?
Он взаправду сиял во всю ширину скуластого своего лица.
— Бек назначил на послезавтра большой-большой праздник: проводы фаранги. Туру Джорджа и Джафара он до того дня задержит. Никто не узнает, что мы с тобою, таксыр, на заре будем уже за садами. И пока собаки крэн-и-лонги будут выть над своею падалью — о-ге! — далеко мы будем, таксыр. Не угнаться за нами — хотя бы они по воздуху летели. Хранители заклятья.
— Ну, а идти ты не раздумал?
— Я люблю сказки, таксыр. И чем страшнее — тем лучше. Вот коней только жалко. Ну, да Саллаэддин присмотрит за ними. И пойдут назад легко, в поводу.
— Стой, стой, Гассан! А твой сон?
— Э, не ко времени сейчас, таксыр. Я расскажу его тебе на Тропе, на привале!
Со двора все еще неслись взвизги то разгоравшейся, то стихавшей пляски. Мы снова раскинули карту и стали считать переходы Жоржа — через Гарм к Бардобе. Мы не ложились до самого утра.
Г л а в а XIII. УГОЛЬ И ЖЕЛЕЗО
Едва забрезжило, Гассан вошел, уже снаряженный в путь. Он сменил свой халат на темную горскую куртку и кожаные чембары, заправленные в читральские чулки — толстые, вязанные причудливым узором, коричневым по белому. Вместо неуклюжих высоких сапог — легкие горские «мукки»-поршни, замотанные плотно у щиколотки шерстяною тесьмой. За ним — настороженный, забывший обычную свою степенность Джалэддин.
— Легкого, счастливого пути желает бек. Кони и проводники через Ванж до Язгулона и приказ тамошним людям дать провожатых на Тропу. Не задерживайся в дороге, таксыр, не давай сердцу воли: ты пойдешь недобрыми днями. Недаром боятся люди восточных ущелий.
Гассан темнеет. Ненадолго, впрочем…
На дворе — два низкорослых косматых коня под простыми седлами и три пеших горца, сумрачных, с длинными посохами, с ножами на поясе.
— Ты можешь положиться на них, — шепчет Джалэддин. — Бек выбрал их из рода Мелч: он искони во вражде с крэн-и-лонгами. И ходоки — на диво: пять, и шесть, и семь ташей в день им нипочем: ты за ними и на коне по горам не угонишься!
Простились, обнялись. И с Джалэддином, и с Джафаром, и с Саллаэддином. С Гассаном Саллаэддин прощается хмуро.
— Ты чего неласков, Салла?
— Э, такого слова только не хочу сказать на дорогу, таксыр! Я ведь знаю: только мне на зло ушел он с тобою на Тропу. Только мне на зло. Будет потом, в Самарканде, сказки рассказывать — на посмех мне, зубы скалить надо мною на весь базар!
— Верно, — хохочет, уже с седла, Гассан. — Буду! А ты другой раз не пугайся трещоток — разве ты дрозд?