— Не стреляй, не стреляй, таксыр!
Опять какое-нибудь поверье! Я вскинул винтовку к прицелу. Но в ту же минуту тур, вздрогнув, повернул голову прочь от нас к стороне обрыва, — вытянув шею, присмотрелся, — ударил копытами и широким броском ринулся со скалы вперед — прямо на нас. Как по сигналу, весь табун врассыпную бросился по скату. Домчался до края — мелькнули в глазах копыта, рога, хвосты — и, по осыпи вверх, зигзагом, с выступа на выступ, лётом расскакались туры по всему ущелью.
Проводники припали за ближайшие камни. Гассан, сорвав с плеча запасную винтовку, залег в ложбину у самых моих ног.
— Ложись скорее! Ты видел, кто-то спугнул туров?
Крэн-и-лонги!
Напрасно вслушивались мы. Тишина мертвая окрест, выше, ниже… Только далеко-далеко где-то журчит, капая с камней, вода снегового водоската.
Туры снова появились на склоне. Повернув настороженные морды на юг, они шли, осторожно переступая, вереницей к прежнему пастбищу.
— Следи за турами. Они укажут верно.
Горцы поползли вперед, скользя между камнями.
Вассарга знаком подозвал меня:
— Если это крэн-и-лонги — они зашли между нами и Пянджем: туры смотрят на юг. Ты готов к крови? Тропа идет через тот гребень: Пяндж за нею. Через шаг — ты будешь под дулами их мултуков. Или… мы свернем назад — туда, в Турью долину?
— Отцы говорили: дорог много, но путь один. На гребень, Вассарга, на гребень!
— Ты сказал — прошептал старик. — Но Хранители здесь. Я их чую.
Осыпь кончилась. Мы стали подниматься каменной целиной; между скал, в просветах, маячил зубцами гребень хребта.
На полугоре привал. Шум Пянджа уже отчетливо слышен. Только он: в горах — тишь. Ни звука, ни шороха. Гребень виден теперь весь. Причудливый, выветрившийся, грозящий зубцами и контр-форсами, как древняя, века отбившая от своих стен, крепость. От него к нам широкими застылыми струями, сквозь бреши, сквозь прорывы зубцов, сползали осыпи в песок измельченных — холодом, дождями, зноем — гранитных глыб. Струи лежали ровно: песчинка к песчинке. Под ярким солнцем малейший был бы виден на них след ноги: здесь не было человека…
Но Вассарга недоверчиво качал головой. По его знаку один из молодых охотников свернул с пути, на спуск в Турью долину, прочь от Тропы. За ним двинулся второй — в том же направлении, но выше, по скалам. Отойдя немного, он дал знак. Вассарга прошептал мне:
— Сверни и ты на Турью долину, таксыр.
Я послушался. Но едва я миновал скалу, заслонявшую нас от гребня, и повернулся к нему спиною, вслед за спускавшимся в долину горцем коротким и глухим ударом гукнул выстрел. Одним прыжком я вернулся обратно под навес скалы. Язгулонцы были уже там. Эскалор — тот, что подал знак, — клялся, что видел синие чалмы на гребне.
Вассарга не сводил с меня странно блестевших из-под насупленных бровей глаз.
— Что ты думаешь теперь делать, таксыр? Я нарочно показал вид, будто ты покидаешь Тропу, будто ты идешь обратно. Ты видел: и назад они не захотели тебя отпустить.