Крыша мира

22
18
20
22
24
26
28
30
* * *

Наутро Саллаэддин спрашивает:

— Будешь еще Рахметуллу дразнить? Видишь, первый раз хорошо вышло: какого себе коня выездил!

— И ты туда же, колченогий, — смеется Жорж. — Я тебе дам — подзуживать: вот пожалуюсь на тебя джевачи.

К джевачи у Саллы особое почтение; как же: сумка, сабля, фирман. Главное — ни за что не платит: все на эмиров счет.

— Э, джевачи сам будет рад: нашим всем интересно. Думай скорее: Рахметулла идет.

— Рахим! Отчего не обновлен дастархан?

Голос строгий, хозяйский. Рахим припадает к полу.

— Виноград снимают, милостивейший таксыр. Вчера особливо хвалили виноград великие гости.

— Чем же мне занять вас сегодня?

— Я хотел бы посмотреть ваши зинданы, Рахметулла.

— Мои зинданы? — Рахметулла смотрит мне прямо в глаза: вспыхнули в зрачках огоньки и погасли, затаились опять.

— Да. О них рассказывают такие ужасы.

— Вас беспокоит судьба воров и убийц?

— Непойманных больше, чем пойманных, дорогой хозяин. Но я уже второй раз во владениях эмира и ни разу не видал еще бухарской тюрьмы. А ваши здешние тюрьмы, говорят, образцовы.

— Мы не показываем тюрем, — хмуро говорит Рахметулла. — Тюрьму нельзя осматривать. Она — преддверие могилы: так мы судим. Из наших зинданов если и выходят, то только на казнь.

— Тем сильнее мое желание: дайте же мне побыть в преддверии могилы, Рахметулла.

Татарин помолчал, словно раздумывая.

— Хорошо. Я доложу о вашем желании беку.

— Лишнее беспокойство, Рахметулла. Вы читали фирман, там сказано ясно: показать все, что пожелает…

— Даже если бы вы пожелали посетить гарем Каршинского дворца? Советую использовать для этой цели фирман: наследник престола, молодой Каршинский бек, окружен красавицами.