— Трудное дело! — фыркнул Гассан, от радости переминаясь с ноги на ногу (и вправду: уж очень хорош был конь). — Разве таксыр поедет на корове!
И он презрительно махнул в сторону вороных.
— Ваше здоровье не помешает вам быть у бека?
— Нет.
— Гей, заседлать коня седлом таксыра. Как назовете вы его? Он до сих пор «не крещен».
— Такому коню имя придумывать не надо: Ариман.
Улыбка скривила губы Рахметуллы.
— Лучшего имени не выбрать было и по гадальной книге.
Пока заседлывали Аримана (по этикету я обязательно должен был приехать к бекскому двору на подаренным коне), мы вернулись во внутренний покой надеть кителя, пристегнуть шпоры. Гассан почесывал затылок.
— А тура-Джорджа, пожалуй, и прав — на мировую тянет татарин. Эдакого коня! На таком выезжай на любую бангу, даже если тебе оторвут руку — от чего храни Аллах. Я отнял бы на нем козла у самого святого Алия, если бы он был на свете…
— Молчи, Гассан, — оскалился Саллаэддин, — я тебе морду побью!
Через полчаса — посланный: бек ожидает гостей.
Вышли опять во внутренний двор. Лошадей, для посадки, подвели вплотную к террасе, так что садиться пришлось прямо с камня, без стремян: ленчик седла — на уровне кладки. Я спрыгнул на круп — и только в этот момент бросилось в глаза: Аримана держат под уздцы четверо, глаза замотаны попоной. Но спросить, сказать — было поздно: едва я коснулся седла, конь вздыбился, одним взмахом головы разметав конюхов, и, оступаясь на скользких плитах, шарахнулся на середину двора. На звонкий перестук копыт жеребцы загорячились на приколах; ближайший, приложив уши, ударил.
Я еле усидел. Невзятые стремена били по бокам коня, горяча его еще больше. Правый повод вырвался из рук еще при первом броске Аримана: одним левым — я управиться не мог. Конь метался по двору, дыбясь и взметывая задом. Вся мысль в одном: поймать повод! Но он не давался. Сорваться сейчас на камни двора — верное увечье или смерть…
Жеребец Рахметуллы — огромный, тяжелый — первым сбил попону и сорвал прикол. Приткул голову, оскалил зубы и, скребя копытом о камень, медленно пошел на Аримана. Ариман остановился как вкопанный, готовясь к бою, бешено встряхивая годовой. Я осторожно пригнулся и схватил змеившийся по воздуху ремень. Тяжесть с плеч… Теперь поспорим!
Я укоротил поводья и осмотрелся. Терраса запружена народом. Блестит золотокованый пояс Рахметуллы. Мелькнула чалма Гассана, белый шлем Жоржа. Ариман рвет поводья новым отчаянным броском. Жеребец Рахметуллы — ближе, оскалом огромной морды.
— Ворота! Живо!
Гассан, три-четыре конюха бросаются к тяжелым засовам. Ноги уже в стременах. Кто-то хватает под уздцы лошадь татарина. Шпоры Ариману, с разгона, до крови… Повод… Пригнувшись, проношусь под узкою аркою ворот. Замелькали навесы, калитки, арбы… Прохожие прижимаются к заборам… Счастье, что сегодня не базарный день — мало народу на улицах…
Безумной скачкой миную мечеть, казарму артиллеристов, водоем… Башня у въезда… Караул рассыпается в стороны… Мимо, по скату вниз, крутым прыжком через придорожную канаву, в поле… Шпоры, шпоры… Ветер свистит в ушах. Из-под ремней уздечки, из-под потника, с удил — белая, хлопьями, пена…
Резким поворотом бросаю коня на ближайший холм. Закинулся. Шпоры опять… Вверх по косогору, полным махом. На полускате Ариман сбавил ход. Я огладил крутую, почерневшую от пота шею. Конь фыркнул, мотнул головою, приложил уши и пошел дальше уже на легком поводу. Шагом… Подружимся!
ebooksa