Мир приключений, 1959 (№4)

22
18
20
22
24
26
28
30

Отрицательные мезоны, попадая в ядро, слишком возбуждают его — и оно становится радиоактивным. Вот в чем беда.

24 ноября. На улице слякотная погода. Дожди сменяются туманами. Лужи под ногами сменяются жидкой грязью. Словом, не погода, а насморк.

Облучили всю таблицу Менделеева, кроме радиоактивных элементов, облучать которые нет смысла: они и без того неустойчивы. Становится скучно. В лаборатории все, даже Голуб, как-то избегают употреблять слово „нейтрид“.

30 ноября. Пожалуй, вся беда в том, что мезоны, которыми мы облучаем, имеют слишком большую скорость. Они врезаются в ядро, как бомба, и, конечно же, сильно возбуждают его. А нам нужно ухитриться, чтобы и обеззарядить ядро, освободив его от электронов, и в то же время не возбудить. Значит, следует тормозить мезоны встречным электрическим полем и до предела уменьшать их скорость.

Ну-ка, посмотрим это в цифрах…»

Далее в дневнике Николая Самойлова следует несколько страниц математических выкладок, которые мы опускаем.

«13 декабря. Показал свои расчеты Ивану Гавриловичу. Он согласился со мной. Значит, и я могу! Тогда еще не все потеряно… Итак, переходим на замедленные мезоны. Жаль только, что мезонатор не приспособлен для регулирования скорости мезонов — не предусмотрели в свое время…

На улице падает мокрый снег; он тает на одежде и чавкает под ногами. Так называемая южная зима!

25 декабря. Попробовали, сколько возможно, замедлить мезонный пучок. Облучили свинец. Увы! Ничего особенного не получилось. Свинец стал слаборадиоактивным — несколько слабее, чем при сильных облучениях быстрыми мезонами, и только.

Нет, все-таки нужно поставить в камере тормозящее устройство, — это несложно: что-то вроде управляющей сетки в электронной лампе.

Сегодня Якин высказал мысль:

— Послушай, а может мальчика-то и не было?

— Какого мальчика? — не понял я. — О чем ты?

— О нейтриде, который мы, кажется, не получим. И вообще — не пора ли кончать? Собственно, в истории науки это не первый случай, когда исследователи перестают верить фактам, если факты опровергают выдуманную ими теорию. Никогда ничего хорошего из этого не получалось… За полгода мы, в сущности, ничего нового не получили — ничего такого, что приблизило бы нас к этому самому нейтриду. Понимаешь?

— Как — ничего? А вот смотри — кривые спада радиации? — Я не нашелся сразу, что ему возразить, и стал показывать те кривые спада радиоактивности при замедленной энергии мезонов, которые только что рассчитал и нарисовал.

Яшка небрежно скользнул по ним глазами и вздохнул:

— Эх, милай!.. Природу на кривой не объедешь, даже если она нарисована на миллиметровке. Полгода работы, сотни опытов, сотни анализов — и никаких результатов! Понимаешь? Уж, видно чего нет — того не будет… Факты против нейтрида! Понимаешь?

Сзади кто-то негромко кашлянул. Мы обернулись. Голуб стоял совсем рядом, возле пульта, и смотрел на нас сквозь дым своей папиросы. Яшка густо покраснел (и я, кажется, тоже).

Иван Гаврилович помолчал и сказал:

— Эксперименты, молодой человек, — это еще не факты. Чтобы они стали непреложными фактами, их нужно уметь поставить… — и отвернулся.