Мир приключений, 1959 (№4)

Ох, как неловко все это получилось!

15 января. Вот и Новый год прошел. На улице снег и даже мороз. В лаборатории, правда, снега нет, но холод почти такой же, как и на улице. Во-первых, потому что эта чертова стеклянная стена не заклеена и из нее отчаянно дует. Во-вторых, потому что не работает мезонатор: когда он работал, то те сотни киловатт, которые он потребляет от силовой сети, выделялись в лаборатории в виде тепла, и было хорошо. Теперь он не включен.

— Наша горница с богом не спорится! — смеется Иван Гаврилович и потирает посиневшие руки.

А не работает мезонатор вот почему: мы с Сердюком ставим в камере тормозящие электроды, чтобы работать с медленными мезонами. Работа, как у печников, только несколько хуже. Сперва пытались установить пластины электродов с помощью манипуляторов. „Не прикладая рук“, — как выразился Якин. Ничего не вышло. Тогда плюнули, разломали бетонную стену и полезли в камеру. Бетон внутри камеры от многократных облучений сделался радиоактивным, но не сильно — работать можно, минут по пятнадцати. Иван Гаврилович стоит около камеры с часами и каждые десять минут выгоняет то меня, то Сердюка. Так и ковыряемся по очереди — то я, то Сердюк. Темпы, конечно, не блестящие. Перепачкаемся к концу дня так, что Оксана (она у нас подручная) только раскрывает до отказа свои „карий очи“ и в тихом ужасе всплескивает руками.

Яшка же действительно работает „не прикладая рук“: часа два с утра покрутится в лаборатории, а потом уходит в библиотеку „повышать свой научный уровень“. Ладно, заставлять мы не можем — в камере все-таки повышенная радиация.

После того разговора они с Голубом делают вид, что не замечают друг друга.

2 февраля. Боже, почти месяц возимся с этой проклятой камерой! Сколько опытов можно было бы сделать за это время! Вот что значит не предусмотреть эти электроды вовремя.

Интересно, прав я или не прав? Верный этот выход — медленные мезоны — или нет? В теории как будто „да“, а вот как будет на опыте?

22 февраля. Уфф! Наконец закончили: установили пластины, замуровали стенку камеры. Вы хотели бы завтра же, немедля, приступить к облучениям, Николай Николаевич? Как бы не так!

Теперь пять дней будем откачивать воздух из камеры, пока вакуум снова не поднимется до 10^–12 миллиметров ртути.

1 марта. Сердюк посмотрел на приборы, небрежно кивнул; имеем лучший вакуум в мире…

Итак, все отлажено, подогнано. Пучок мезонов можно затормозить и даже остановить совсем — голубой лучик расплывается и превращается в прозрачное облачко. Ну, теперь уж вплотную приступаем к облучениям.

2 марта. Болит голова. Уже половина второго ночи, нужно ложиться спать. Не засну…

Яшка не зря сидел в библиотеке целыми днями. Высидел, черт, выискал, что надо… Впрочем, при чем здесь Яшка?

Сегодня в десять часов — только что включили мезонатор — он подошел и с безразличным видом (дескать, я был прав, но, видите, не злорадствую) положил передо мной на стол журнал, открытый посередине. Это был январский номер „Физикал ревью“ (американское „Физическое обозрение“). Я стал разбирать заголовок и аннотацию:

„Г. Дж. Вэбстер.

ОБЛУЧЕНИЕ ОТРИЦАТЕЛЬНЫМИ ПИ-МЕЗОНАМИ

Сообщается о проведенной в институте Лоуренса экспериментальной работе по облучению минус-мезонами различных химических элементов… Опыты показывают, что возбуждение облученных мезонами ядер уменьшается вместе с энергией бомбардирующих мезонов… Однако по мере приближения скорости мезона к скоростям обычного теплового движения частиц (сотни километров в секунду) мезоны начинают рассеиваться электронными оболочками атомов и не проникают внутрь ядер… Облучаемые препараты калия, меди и серы в этих случаях оставались нерадиоактивными…“

Дальше английские слова запрыгали у меня перед глазами, и я перестал их понимать.

— Не утруждайся, я сделал перевод, — Яшка протянул листки с переводом статьи.

Я стал читать, с трудом заставляя себя вникнуть в смысл закругленных академических фраз. Впрочем, это уже было излишне. Итак, ясно, что медленные минус-мезоны, которые были нашей последней надеждой в борьбе за нейтрид, ничего не дадут.