Проводница с достоинством отхлебнула из стакана, внимательно посмотрела на потаповский живот и отвернулась. Прошло полминуты.
_ Льёт, — робко напомнил Потапов о природных катаклизмах.
— А я-то что? — Обладательница римского профиля плеснула из чайника кипяточком и наконец взглянула пассажиру в лицо. — Я, что ль, вагон этот строила?
Строила действительно не она, и Потапов заволновался.
— При чём тут… — горячась, начал он. — Какое мне дело…
Проводница глянула на него ещё раз — уже брезгливо — и, чеканя слова, произнесла:
— Ну ладно, мужчина… Может, мне и спинку вам почесать? Сами закрывайте своё окно.
— Послушайте! — трагическим голосом начал Потапов.
— Вот ещё… — Проводница поднялась и живым тараном устремилась в коридор.
— Гражданка! — в отчаянии завопил придавленный бюстом командированный.
— Уйди с прохода, — процедила гражданка.
Чувство собственного достоинства не было вовсе чуждо мэнээсу Потапову, но когда ему говорили «уйди с прохода!», он уходил, а иногда и убегал. Там, где царили суровые дарвиновские законы, Потапов всегда становился жертвой естественного отбора.
— Безобразие! — сообщил мэнээс проводнице, повернувшейся к титану передом, а к нему задом. — Безобразие!
Он постоял ещё, но ответа не дождался и пошёл в своё купе. Там Потапов увидел, что озерцо на столике давно вышло из берегов и мирно плещется на полу, что залит также матрац и край сиденья. С рамы просто лило. Тогда, ругаясь всеми известными ему ругательствами, он полез на верхнюю полку, благо в купе этом ехал один. Да и кому ещё, прости господи, нужен Козявинск в конце октября?
Уже на полке Потапов сообразил, что голоден, но всухомятку есть не мог, а чаю от одного воспоминания о проводнице с пауком ему расхотелось. Последней мыслью засыпавшего под шум водопада мэнээса было: авось до утра не зальёт — не успеет…
Снилась ему в эту ночь всякая пакость: снилось историческое путешествие Колумба 1492 года, только за Христофора была проводница с брошью-пауком, причём паук этот почему-то раздулся и висел на её груди огромной бляхой. Сам же Потапов был юнгой; обдаваемый солёными океанскими валами, метался он по уходящей из-под ног палубе и, прижимая к тощей груди чемоданишко, кричал, что здесь ошибка и ехать должен был Измайлов. Но корабль всё плыл, плыл невесть куда, проводница хлебала чай, сидя на капитанском мостике, смотрела вперёд, а потом закричала:
— Козявинск!
Потапов очнулся. Поезд стоял.
— Козявинск! — орала, ходя по вагону, обидчица Потапова. — Семь минут стоянка! Козявинск!
Через семь минут поезд, громыхнув, тронулся вдоль перрона, где стоял, всё ещё пытаясь проснуться, командированный Потапов.