— Девять баллов, Семенов уже радировал.
— Но что же Романов?
— Сами хотели бы знать.
За часом час оживала морена Безлюдного, до этого настороженно и выжидательно примолкшая. Шли с разных вершин. Похожие чем-то на вырвавшихся из окружения бойцов. Последними кинула на камень рюкзаки двойка Шатаев — Уткин.
Вот уж кому горы дали прикурить. И больше всего не на маршруте. На спуске, когда уже наконец-то можешь позволить себе расслабиться.
— …Наелись во! — И обычно сдержанный Шатаев поднял ладонь поперек горла. — Какие-то двести метров всего-то и остаются. Еще чуть-чуть — и включай третью скорость, Уткин! Только это я подумал, как от Домбая откалывается кусок — Уткин не даст соврать, — метров пятьдесят на двести кусок. И не валится ведь, только себе клонится. Как дерево на порубке. Бежать?.. Куда?.. Ждать?.. Чего?.. А кусок уже дает крен в мою сторону. Уткин от него вдали — еще на веревке. Вот-вот жахнет. Думать некогда. Убежать не успею. Когда но-думал, сам не знаю. Только — ледоруб наперевес, сигаю с маху в первый рандклюфт.[47] Потом уже подумать успеваю, что учили нас обходить всегда трещины, а тут без нее пропал бы. А трещину, как по заказу, заклинило каменной пробкой, на нее и приземляюсь, весь обвал где-то поверху двинул. Затаился, как крот. И — голос Уткина: “Володь, а Володь! Как ты? Живой?” — “Да! — кричу ему. — В норме”. Помог вылезти. Обернулись дальше идти — и глаза на лоб полезли: рядом с рандклюфтом, “моим”, значит, другой рандклюфт, метров на тридцать по глубине. Как же это я в него сгоряча не махнул?
— Вся природа сегодня какая-то ненормальная, — бросил Вербовой. — Когда мы с Кавуненкой навстречь вам пошли, между нами — и не поймешь как — режется на глазах по леднику трещина. Разделила, одним словом, нас.
И только в долине узнает Шатаев, что, когда он исчез в трещине и скрыло их в вихре битого льда и снега, с бивуака передали на КСП: “Одна из двоек команды Радимова попала под обвал и погибла”.
“Будешь долго жить, Шатаев, — скажет ему в Домбае Семенов. — Согласно народной мудрости”.
А Шатаев подтвердил, что сигналят со стены Домбая.
— И мы услыхали: “Помогите!” — подтвердили подоспевшие Радимов с Балашовым. — Правда, не могли разобрать, кто и откуда. “Сами-то как?” — “Не до себя, тех, со стены скорей выручать”.
— Двух мнений быть не может, — сказал, дослушав всех. Безлюдный и вопросительно поглядел на Кавуненку. — В наличии на морене все, кто были на восхождениях. Методом исключения выводим: на маршруте один Романов с командой.
— И я так располагаю.
— Готовиться на аварийный выход?
— Только так. Раз сверху не спускаются, значит, своим ходом не могут. Не дожидаться же, пока спасотряды с Домбая до нас доберутся. По-быстрому двигать на стену.
— По-быстрому, да по-умному.
— Только так!
— Еще одна двойка у нас, значит, объявилась, — протягивает котелок с компотом Безлюдный и этак осторожненько осведомляется: — А вторая связка поотстала, что ли, на подходе? (В четверке были еще Балашов с Радимовым. —
— Точно! — подтвердил Шатаев и отхлебнул и не отрывался от переданного Уткиным котелка.
Шатаев — до педантичности точный, аккуратист, режимный — был не похож на самого себя. Глаза беспокойно бегают, сам какой-то отсутствующий. И сил уже нет и ни сидеть, ни заняться ничем не может. Такой взвинченный.
ebooksa