— Ох, и натворил я дел, Коля!
— Убежал?
— Не совсем… почти…
— А точнее?
— Дал по нему очередь.
— Две.
— Первая не в зачет. Второй сбил. Только не знаю, совсем или ранил.
— Это важно, Иван.
— Знаю. Да на поляне солдаты оказались. Ну, я и не стал связываться, подался назад.
— Хоть тут правильно поступил.
По лесу прокатился винтовочный выстрел, за ним другой, затарахтели автоматы. Стайка пуль просвистела над головами, сшибая листья.
Ложкин показал глазами на танк. Взбираясь на него, сказал:
— Будем пробиваться к передовой. Они, видимо, еще не разобрались в обстановке.
— Да, видать по всему, думают, что стреляют по партизанам. Включи-ка рацию и послушай, что говорят о нас в эфире. Если фашисты еще не догадались, есть смысл двигаться и дальше в танке. Сам понимаешь, Киря в лесу не ходок.
Усаживаясь на свое место в танке, Иванов спросил Свойского:
— Ну, а как вел себя мой крестник?
— Этот скромно. Тихий малый.
Выстрелы раздавались совсем близко. Несколько пуль ударило по броне.
Ложкин приказал водителю развернуть машину. Танк взревел, развернулся и пополз через поляну, стеля гусеницы по старой колее. Ложкин развернул пулемет на башенной турели и, когда цепь солдат показалась на опушке, стал стрелять в них. Фашисты, видя, что свой танк ведет по ним огонь, отчаянно замахали руками. Офицер с пистолетом в руке бросился к танку, что-то вопя, и свалился в траву, скошенный очередью Ложкина. Падали солдаты. Оставшиеся в живых залегли, но не стреляли: махали руками и кричали на разные голоса.
Танк въехал в лес. Ложкин оставил пулемет и крикнул Иванову: