Напротив, за столом, ревел проигрыватель. Танкисты и майор подпевали, стуча кружками. Солнце светило в открытые окна, празднично искрилось стекло на столе. Влетел шмель и, чего-то испугавшись, бросился назад, в сад, к цветам и солнцу.
Из-под иголки проигрывателя полилась нежная мелодия. За столом притихли. Майор уставился на пленного. Кирилл увидел его глаза, маленькие, белесые, как у слепого, и понял, что майор хочет убить его. Убить сейчас, здесь. Майор вытащил из кобуры вальтер и, не спуская глаз со своей жертвы, стал медленно поднимать пистолет.
Кирилл Свойский сказал сдавленным голосом:
— Мерзавец! Стреляй! — Он резко вскочил. Встал на здоровую ногу, опираясь рукой о спинку стула. — Ну, что же не стреляешь, гад?
Майор залился дребезжащим смешком и повернулся к танкистам.
— Что я вам говорил? Такого убивать — наслаждение. Я попаду ему в переносицу. Кто хочет пари?
— Принимаю, — отозвался розовощекий лейтенант-танкист.
— На сто марок?
— Только не остландскими, — захохотал танкист.
— Идет!
В это время заскрипело крыльцо под чьими-то тяжелыми шагами. Со двора раздался пронзительный детский крик.
Свойский узнал голос Ксюши:
— Дедушка, вернись!.. Не надо, дедушка!
Майор, морщась, опустил пистолет.
— Эдак я действительно могу лишиться сотни марок.
За дверью послышались шаги, голоса, с грохотом упало что-то тяжелое.
— Шульц, что там у тебя, скотина? — закричал майор.
Дверь распахнулась, через порог шагнул Ложкин и повел стволом автомата.
— Руки вверх! Ни одного движения!
Вилли и танкист с маленькой головой медленно подняли руки. Розоволицый выхватил пистолет. Ложкин выстрелил в него, а на долю секунды позже из сеней щелкнул второй выстрел, и майор, вскинувший вальтер, рухнул к ногам Свойского. В окне, заслоняя весь проем, показался кузнец и осторожно закрыл его… Свойский нагнулся, поднял пистолет убитого майора и сказал: