— Вы не тронете Хамзата, — повторил Абу, — пусть живет. У него дети.
— А у тебя нет детей? — шепотом спросил Шамиль. — У тебя не было Яхи? Разве шакалы не потому съели ей лицо, что в тебя выстрелил Хамзат?
— Поэтому пусть живут его сыновья, — совсем непонятно сказал старший.
Немой смотрел на Абу, тряс головой, мучился, думал, что разучился понимать его. Не выдержал, дернул Шамиля за рукав: что говорит старший?
— Да, да! — заорал Шамиль. — Ты все правильно понял! Братец стал монахом! Он хочет, чтобы в нас плевали и тыкали пальцами! Он считает, что наша кровь как навозная жижа — стоит столько же! Ему надо, чтобы наш род стал стадом баранов, нас можно резать, сдирать с нас шкуры, и после этого спокойно дрыхнуть на сеновале у муллы, — содрогался в крике Шамиль.
— Ты заскучал без дела после своей разведки, — тихо и сокрушенно сказал Абу. Потянулся к Шамилю и ударил его по щеке. Задохнулся от боли, откинулся к стене. Отдышался: — Разве можно орать на меня? Какой пример подаешь? Уйдите все, я напомню ему, как нужно говорить со старшим, а то он все перезабыл в городе.
Когда все вышли, Абу поманил Шамиля пальцем, сказал трудно, с паузами, отдыхая от оплеухи, что отвесил ему:
— Хамзат — плеть в кулаке Митцинского. Кулак отсечь надо, плеть — сама выпадет.
— Нечего руки распускать, — обиженно шмыгнул Шамиль, — мог и без рук это сказать, тем более что я все знаю.
— Не мог, — покачал головой старший, — надо же было как-то выпроводить их всех.
— Зачем тогда всех звал? — удивился Шамиль, и — Аул должен услышать то, что ему положено слышать. Теперь все будут знать, почему немой завтра придет к Митцинскому проситься в мюриды. Потому что старший выжил, но сломался, пастуху надо пасти стадо, а обрусевший Шамиль надолго уехал к корейц-народу за шеньшень.
— Куда-куда? — озадачился Шамиль.
— Говорят, лекарство есть шеньшень у корейц-народа. Слепой от него начинает, как орел, видеть, от старика сразу двойня появляется, у безногого ноги вырастают. Только далеко туда ехать. До весны вернешься, а?
Шамиль покачал головой: не зря не спал в последние ночи старший.
— Не хочешь, чтобы братья знали о моем деле?
— Зачем им носить при себе лишнюю тайну? Быков тоже про это говорил.
— Говорил, — согласился Шамиль. — Слушай, а ты в самом деле не возьмешься теперь за оружие?
Абу откинулся на стену, подставил лицо лучам зеленой звезды. Она заглядывала в пролом двери, сочная, острая, прожигая своим тельцем черно-синий бархат сумерек.
— Не возьмусь, — наконец сказал он, уже почти невидимый в темноте.
— Хуже не придумаешь наказания горцу, — сокрушенно сказал Шамиль.
ebooksa