Солнце уже было низко над морем, когда Жора появился на пороге комнаты, охваченный солнечными протуберанцами, с пылающими рыжими клочьями на голове, радостно выставляя в улыбке все три своих зуба.
Он не удивился, застав в доме Медведева, небрежно растянувшегося на камышовой кушетке.
— Ну как там, запарили тебя бороды на экзаменах?
Вместо ответа Медведев показал на рогалик колбасы, хлеб и бутылку вина на столе. Жора быстро сел, по-деловому подставил жестяную кружку.
— С праздничком, значит!
Вино он выпил одним глотком, как водку. Закусывая, стал рассказывать, что к западу от Одессы, под Овидиополем, надо ждать скумбрию и неплохо с вечера поставить там сеть.
— Вот бы отдохнуть после экзаменов, сходить в море! — беззаботно воскликнул Медведев.
— А чего, можно... — неопределенно сказал Жора и пошел в угол, где стал перебирать рыболовную снасть.
— Да и помогу, если потребуется, хоть воду черпать, что ли!
Жора, не оборачиваясь, проговорил, посмеиваясь:
— Через два часа выйдем. Успеешь маме сказать, чтоб не волновалась?
— Пойду скажу маме, — в тон ему ответил Медведев.
Все вечера Латышев проводил на работе, в ГПУ, на Маразлиевской улице. Это было не очень далеко от Малого Фонтана, и Медведев через полчаса уже сидел перед ним.
Внимательно выслушав рассказ о футболистах и о Жоре, Латышев задумался, сунул в рот клок бороды, стал жевать.
— Я прошу разрешения съездить с ним, — сказал Медведев, по-своему истолковав молчание начальника.
— За тебя я боюсь, — наконец проговорил Латышев. — Может быть, тут ловушка. Ведь Жора твой ни разу прямо не высказался.
— Черт его разберет! Иногда мне кажется, ничего он не понимает, а это уж я так настроен: за каждым словом второй смысл слышу. А иногда сдается — хитрит Жора.
— Но Родневича-то он сегодня кататься возил, что ли? Почему ты прямо не спросил?
Медведев медленно покачал головой.
— Нельзя. Раз он не хочет прямо, не нужно. Пусть так.