Чекист

Описав широкую дугу, шаланда понеслась назад, к Одессе.

Небо над морем стало розовым. До самого горизонта зазеленела вода. И только кое-где длинные синие клинья врезались в изумрудную гладь. Посвежело.

Медведев еле сдерживал обуявшее его веселье. Теперь-то он разгадал Жору. Ну и хитрец же этот беззубый черт! О, пусть все видят: он ничего не знает, не подозревает. Он просто делает свое дело: ставит сети, ловит рыбу, бродит по берегу. А если люди пользуются всем этим для своих целей — пожалуйста! На здоровье! Заплатят десятку-другую? Тоже неплохо — пригодится на зиму. Остальное его не касается. Все на берегу от Днестра и до Днепра знают, что Жора не лезет в чужие дела и ни о чем не болтает. И люди любят пользоваться его добродушием. Ведь это же совершенно случайно он попадается им на пути как раз тогда, когда особенно нужен!..

Сперва новый пассажир с некоторой опаской косился на Медведева. Но вскоре совсем успокоился. У него было усталое, бледное лицо. Русая бородка и усы делали его старше. Ему наверняка было не больше тридцати. Очевидно, он давно не спал, так как веки его то и дело смыкались. Однако правой руки из кармана пиджака он не вынимал и при малейшем движении вздрагивал и настороженно взглядывал на своих спутников.

Краем глаза Медведев наблюдал за Жорой. Тот был невозмутим. Конечно, он останется верным себе и в случае схватки вмешиваться не станет. Многое будет зависеть от того, кто первым сойдет на берег.

Шаланда приблизилась к берегу; незнакомец, схватившись за борт, приготовился выпрыгнуть. Жора засуетился, ненароком помешал ему, и Медведев сошел первым.

Прибывший почуял опасность. Он боком пробрался мимо Медведева и вдруг бросился бежать вверх, по крутой тропинке. Над ним, на краю обрыва, выросли две фигуры. Он остановился, растерянно озираясь.

Медведев оглянулся — Жора, оборотившись спиной, деловито возился у шаланды, — подошел к незнакомцу и спокойно сказал:

— Как видите, не стоит открывать стрельбу. Отдайте оружие.

Словно внезапно ослабев, человек молча опустился на камень, и обе его руки безжизненно повисли...

Медведев был тронут тем, что наверху в переулке его встретил Латышев. Он ожидал здесь всю ночь.

* * *

Итак, он был эмиссаром заграничного центра.

Полгода назад к Елене Родневич явился гость из-за рубежа с письмом от мужа. Ей поручали организовать подпольную боевую группу. Родневич письму не поверила и потребовала, чтобы приехал муж. Руководство решило выполнить ее требование. Четыре месяца назад из болгарского порта Варна на моторной лодке прибыл к одесским берегам Константин. Явка была организована в немецкой колонии под Овидиополем. Оттуда он пробрался в город и несколько дней прожил в квартире жены на Канатной улице. Возвратился в Варну с планом широкой боевой организации. И вот теперь офицера послали узнать, как идет дело, подбодрить организацию, обещать скорую и сокрушительную интервенцию.

Он решительно ничего больше не знает. Ему не очень-то доверяли. Он согласился ехать только из страха... С мужем Елены Родневич встречался всего один раз, перед самым отъездом, когда получал от него записку к жене и пароль... Что? Записку? Вот, вот, пожалуйста... Помогая чекистам, он предупредительно выворачивал карманы, выпарывал из подкладки письма. Боже мой, ведь он только младший, скромный, ничтожный офицер, который поневоле выполнял чужие приказы!..

В общем, эмиссар заграничного центра был перепуган насмерть, жалко дергал щеками, и прозрачные глаза его то и дело наливались слезами.

Когда он стал повторяться, его увели.

— Положение действительно серьезное, — задумчиво проговорил Латышев. — Нужно узнать, что успели тут сорганизовать, нужно взять всю организацию целиком. Наверняка твои футболисты — только маленькая веточка. И, может быть, ты прав: убийство на заводе тоже дело их рук... Будем действовать немедленно, но осторожно. Вот что, иди отсыпаться. Пошлем туда... Что ты на меня так смотришь?

— Удивительная у меня судьба! — с горечью воскликнул Медведев. — Стоит мне что-то начать, как меня куда-нибудь переводят или посылают отсыпаться. Неужели мне никогда ничего не удастся завершить?

Латышев улыбнулся, промолчал.

— Ну вот, конечно, я же вижу, Михаил Иванович, что ты собираешься делать!