— Никого, Дмитрий Николаевич.
— Вот так-так... — огорченно протянул Медведев. — Неужели никого не нашел там, ни одного подходящего человека?
— Никого, Дмитрий Николаевич. Такие, как Попов, Щусь, до того нас ненавидят, аж зубами скрипят. Другие — темнота. Кто поумнее был, давно разбежались.
— А говорил ты с кем-нибудь по душам?
— И по душам не пришлось. Боятся: батька узнает — сразу пристрелит. Молчат. Волками друг на друга смотрят.
— Не может быть, чтоб за все время никто с тобой человеческого слова не сказал.
— Слово? Одно-то слово, может, кто и сказал. Да разве с одного слова поймешь, что за человек! Не умею я еще разбираться в людях...
Медведев пристально поглядел на Мишу.
— Вижу, есть у тебя что-то на уме.
Миша улыбнулся.
— Ерунда это, Дмитрий Николаевич.
— Расскажи!
— Однажды... Да нет, нет, это совсем не тот человек.
— А ты расскажи, — настойчиво повторил Медведев.
— Как-то ночью в лесу лежали мы все вповалку; костров не жгли, таились... Все уже спали. А мне что-то тоскливо было... Ну, стал сам себе тихонько стихи говорить. Из «Наймички». А сам представляю, что вот и меня носит по свету и мать меня ждет не дождется... Вдруг слышу голос: «Еще, еще говори». Я, знаете, голос тот услышал, так даже вздрогнул. Вы спрашиваете: человеческое слово. От кого угодно мог ждать, чтоб стихами растрогался, только не от того человека. А он лежит рядом, уткнулся лицом в землю. «Еще, говорит, душа просит!» И таким голосом странным... Я второй раз сказал эти стихи. Долго он молчал... И я заснул.
— Больше ты с этим человеком не разговаривал?
— Нет. Мне даже показалось, он стал сторониться меня.
— Кто же это, Миша?
— Сказать вам, не поверите.
— А может, поверю.