Чекист

— Засмеете. Тоже, скажете, чекист, бандюга его растрогал!

— Может, и скажу. Кто?

— Я скажу, мне чего... — не решаясь выговорить это имя, тянул Миша. — Про него всякие страсти рассказывают. Детина — во! Как дуб, здоровый! Сила неимоверная. И батька его любит.... В общем, Левка, вот кто.

Этого имени Медведев действительно не ожидал. О силе и жестокости махновского любимца ходили страшные легенды. Да, пожалуй, Миша прав: «не тот человек».

— А больше я там ни одного человечьего слова не слыхал, Дмитрий Николаевич! — тоскливо вздохнул Миша.

— Завтра ты мне подробно расскажешь о батьке, о его людях. А сейчас отдохнуть тебе нужно, Миша, — участливо сказал Медведев. — Хочешь на несколько дней к матери съездить?

Миша густо покраснел и ничего не ответил. Медведев с силой провел ладонью по его льняным вихрам.

— Как же я тебя, такого худобу, к матери отпущу? Ведь она не наплачется. Меня заклянет.

— Ничего, Дмитрий Николаевич, я за дорогу отосплюсь, отъемся! — весело воскликнул Миша. Он уже представил себе приезд домой, мать на пороге школы, где она учительствовала и где они жили...

— Ладно, поедешь, поедешь... Миша, а перескажи-ка мне стихи, которые ты тогда этому Левке говорил, — неожиданно попросил Медведев.

— А вот какие, — с готовностью ответил Миша.

Іде Марко з чумаками. Ідучи, співає, Не поспіша до господи — Воли попасає.

И до самого конца:

Прости мене! Я каралась Весь вік в чужій хаті... Прости мене, мій синочку! Я... я твоя мати. — Та й замовкла... Зомлів Марко, Й земля задрижала. Прокинувся... до матері — А мати вже спала!

— Как сказал я эти строки, тут у него плечи заходили. Забрало его, видно. Да разве есть еще на свете стихи, чтоб так за душу хватали! — пылко воскликнул Миша. — Это мама меня научила, она всего Шевченко на память знает. Как вечер, чай пьем — непременно что-нибудь из Тараса прочитает. Словно молитву на ночь! — рассмеялся Миша, снова охваченный воспоминаниями о доме.

— Видно, славная у тебя мама, — ласково проговорил Медведев. — Жаль, я не успел познакомиться с ней.

— О, я вас познакомлю! Она рада будет! — так и просиял Миша.

— Да, да, обязательно... Слушай-ка, Миша, а за те месяцы, что ты пробыл у батьки, сам ты видел, как Левка кого-нибудь из пленных пытал, убивал?

— Ого! Про него такое говорят... — начал Миша.

— Говорят, говорят... Сам своими глазами видел?

Миша замолк, припоминая, потом неуверенно сказал:

— Говорят, раньше он лихо рубал... А при мне... После тех стихов и не смотрел на меня, а однажды вдруг заступился. Послали меня пленного отвести. Я его дорогой отпустил. Левкин брат Данька не поверил, что пленный сам сбежал, хотел застрелить меня. Уже и пистолет выхватил. Левка подошел, тихо сказал: «Не трогай его, Данька!» И отошел. А Левкино слово — закон. Вот я и живой... Что ж он за человек такой, этот Левка? Как его понимать?