— Да, это я, Наттана, — прозвучал в ответ ровный, спокойный голос.
Девушка прошла в комнату, на ее державшую свечу руку ложились розовые блики. Свет частями выхватывал из темноты ее фигуру; она была уже совсем одета. Должно быть, скоро рассвет — пора вставать.
— Мара уже поднялась, Дорн тоже встает. Я давно оделась. Сказала Маре, что разбужу вас… Может, развести огонь? Утро холодное.
Голос ее, ласковый, звучал как бы издалека. Мне никак не удавалось отделаться от чувства, что я все еще сплю.
— Сделайте одолжение, — сказал я.
Плавающий в потемках язычок пламени проследовал к столу. Волосы Наттаны вспыхивали рыже-золотистыми искрами.
— Кремень на полке, — сказал я и, облокотившись, следил за тем, как темная фигура девушки согнулась над очагом.
— Вы так добры ко мне, Наттана, даже разжигаете мне очаг.
— Всякий сделал бы то же.
— Все равно вы добрая.
— Я боялась, что вы с Дорном можете проспать.
— Еще рано?
— Пора одеваться, завтракать, а нам надо будет выехать с первыми лучами зари.
— Мне тоже пора вставать?
— Нет, вы оставайтесь в постели, пока комната еще не прогреется. Время еще есть.
Пламя в очаге поднялось, озаряя фигуру девушки, согревая ее, делая живее и ярче. Отблески огня падали на повернутое ко мне в профиль умиротворенное, сохранившее дремотное выражение лицо.
— Что разбудило вас, Наттана?
Губы ее шевельнулись, она протянула руки к полыхавшему огню:
— Я уже давно не сплю.
Я ждал, теряясь в догадках. Неужели она пришла с плохими новостями относительно моей поездки в Верхнюю?