— Что он хотел? — спросила она, не поднимая головы. Я повторил ей слова Дона; пальцы ее проворно сновали над шитьем, как будто новости были из разряда самых что ни на есть обыденных.
— И что вы ему ответили?
— Я сказал, что согласен.
— Вы подумали прежде, чем согласиться?
— Да, Наттана.
— А о том, что я могу отказать вам?
— Это не имеет значения. Я люблю вашу страну… Есть и еще одна причина. Это вы. Никогда не забуду, как вы рассказывали мне о набегах, когда я гостил в Нижней усадьбе и мы ехали по долине… Да и сам Дон — человек незаурядный. Я хочу пойти с ним… Все равно — какая от меня польза, будь то здесь или у меня дома? В Америке я никто. И я не островитянин. Это шанс…
Наттана решительно воткнула иголку в шитье, и я невольно умолк; потом положила работу на стол. Поднявшись, она медленно подошла ко мне и остановилась, держа руки за спиной.
Она глядела на меня в упор, грудь ее вздымалась и опадала.
— Не говорите так! — воскликнула она высоким, незнакомым голосом. — Не смейте говорить, что от вас нет пользы!
Я обнял ее, притянул к себе. Она нерешительно откинулась назад, удивленно глядя на меня широко открытыми глазами. Я прижал ее к своей груди, и она откликнулась на мое движение так легко и просто, словно уже давно была моей.
— Мы не должны заставлять Дона ждать. Можно я помогу вам собраться?
— Вы можете помочь мне… — ответил я, по-прежнему ее не выпуская. — Вы замечательная, Наттана.
— А вы так дороги мне, Джонланг.
Я поцеловал ее, она ответила на мой поцелуй — огонь пробежал по жилам, покой разлился в душе.
— Я счастлив с вами, Наттана.
— Я тоже счастлива. Сама не знаю почему. Но вам пора.
— Моя Наттана…
— Я люблю ваши губы и ваши ясные глаза.
— А я — ваши волосы.