С Гронаном мы тоже сдружились, хотя дружба наша была сдержанной, немногословной, и в тот вечер, пока мой напарник отдыхал, я продолжал письмо.
— Знакомой в Америку, — пояснил я.
— А девушки у вас тоже хорошенькие?
— Эта, по-моему, да, но она еще почти ребенок.
Следующий день я провел в сторожке, потом снова на посту. Жизнь на перевале сделалась привычной, да и длилась она так долго, что все происходящее — будь то во время наблюдения, в лесу, в сторожке — воспринималось как нечто естественное, и все же ледяная заноза страха глубоко засела в сердце, и холодок ее я ощущал во сне и наяву.
Возвращаясь с Гронаном из дозора, я думал о том, что очередной срок моего пребывания на перевале окончен. Завтра рано утром молодой Эккли займет мое место, а я поспешу к Наттане. Нетерпение всю ночь не давало мне уснуть.
Незадолго до восхода, неся за плечами тяжелый мешок, появился Эккли, готовый заступить на мое место. Это был худощавый, но сильный юноша лет двадцати пяти, хорошо знавший горы, второй в нашем отряде. У него были карие — пожалуй, слишком широко расставленные — глаза, держался он скромно и дружелюбно, хотя и несколько замкнуто. Он сказал, что приехал верхом и оставил лошадь у нижней сторожки, так что я смогу воспользоваться ею при спуске.
Впервые я спускался по крутым склонам без страховочной веревки, один. Привычность спуска сделала его легче, чем я предполагал, однако и в мастерстве скалолаза я тоже успел поднатореть. Раньше мне было бы страшно, теперь же я испытывал радость, и мысли о Наттане придавали мне новые силы.
За неделю, что меня не было, в долине началась весна. Тропу и дорогу, ведущую вниз, к озеру, развезло, но лошадь Эккли легко двигалась вперед. Чем ниже мы спускались, тем меньше и реже становились лоскуты снежного покрова, уцелевшие между деревьями. В глубине леса деревья были словно окутаны нежно-зеленой дымкой распускающихся почек, воздух ощутимо теплел. Лед все еще сковывал озеро, но то тут, то там на нем виднелись маленькие и большие промоины. Птицы перелетали с ветки на ветку, на солнечном берегу пробивалась зелень и распустились похожие на колокольчики цветы.
Словно для вящей полноты и без того переполнявших меня чувств, Наттана выехала встретить меня. По обе стороны дороги росли кусты, набухшие почки на них полураскрылись, приоткрывая тесно сложенные внутри молодые зеленые листья. Слева лежало озеро, и в свободных ото льда участках воды отражались перламутрово-белые облака и синева неба. Наттана ехала мне навстречу верхом на Фэке, чьи крепкие копытца шумно шлепали по грязи. Девушка была очаровательна, все в ней принадлежало мне: золотисто-рыжие, переливающиеся на солнце волосы, ее белое с зеленым — мое любимое — платье.
Широко улыбнувшись, она помахала мне рукой:
— Привет, солдат!
Я едва сдерживал себя — так хотелось мне поскорей обнять и поцеловать ее.
Она повернула, и мы вместе поехали к усадьбе.
— Я так рад видеть вас! — сказал я, ничего не замечая кругом, кроме Наттаны: ее губ, полных белых рук, голых коленей, соблазнительных, дразнящих. — Вы прекрасны, как сама весна, Наттана. Слишком прекрасны.
— Весна! — воскликнула она. — Дни стали длиннее, чем ночи. И я рада, что я прекрасна.
— Меня так долго не было.
— Но вы в порядке? Вас не ранили? Вы не обморозились?
— В полном порядке.
— Я знала — так должно быть. Во всяком случае, никаких плохих предчувствий у меня не было. У нас все по-прежнему, только… в общем, я все им рассказала про нас.
ebooksa