Дверь в мастерскую была закрыта, но на площадку проникал слабый, кисловатый, хотя и отнюдь не неприятный запах, чем-то похожий на запах, стоявший у нас в доме, когда готовили айвовое желе. Разгоряченный работой, я принял ванну и, придав себе как можно более ухоженный и представительный вид, постучал.
— Входите! — раздался из-за двери звонкий голос.
Я вошел.
— Ах, это вы! — радостно воскликнула Наттана.
Полдела было сделано.
В комнате царил беспорядок. Красильный котелок кипел на огне, выпуская тонкую струйку пара. Запах хоть и ощущался здесь сильнее, все равно был растительно-приятным. Наттана сидела с распущенными волосами, в большом фартуке, снизу доверху покрытом пятнами, пальцы — словно выпачканы в йоде, щека тоже была чем-то вымазана.
— Самый ответственный момент, — сказала она. — Если вы не против, я буду продолжать.
Она указала буро-коричневым пальцем на скамью, где оставалось немного места куда присесть, а сама подошла к котелку и наклонилась над ним. Я наблюдал за ней со стеснением в груди.
— Боюсь, уже слишком темно! — сказала она нетерпеливо. — А посветить больше нечем. Вам очень идет такой цвет лица, как сейчас, Джонланг, а каким бледным вы были в Городе.
— Что вы делаете, Наттана?
— Это ваша рубашка.
— Вы хотите сшить мне и рубашки тоже?
— Да, и гетры, все — кроме обуви.
— Наттана, вы слишком обо мне заботитесь.
— Это мое самое большое удовольствие. Я хочу, чтобы у вас был настоящий гардероб… Честно говоря, Джонланг, я вначале побоялась вам сказать насчет рубашек и прочего.
— Вы слишком добры ко мне. Даже не знаю, чем я смогу вам отплатить.
— Подумайте, Джонланг… Впрочем, разве это важно! Мне просто нравится заботиться о том, чтобы вы были одеты как следует.
— Наттана, — сказал я, — вы и вправду делаете для меня чересчур много, но я не стану вам мешать. Все это мне нужно.
— Разумеется.
— Но когда-нибудь я вас отблагодарю.