— Чумак, — сказал тот, испуганно рыская взглядом по лицам. — Я с ими первый раз!
— Разберемся! — отрезал начальник. — Твоя фамилия?
Бородач переступил босыми ногами, долго морщил лоб.
— Глухой? — спросил начальник. — Смотри, враз научим слышать!
— Ты не пужай, — вдруг голосом, как из бочки, ответил бородач. — Меня, брат, с четырнадцатого года все пужают, никак не испужают.
— Ты, контра! — сказал начальник. — Ты у меня пошлепай губами — я тебе враз...
— Как зовут-то? — спросил Бубнич, перебивая начальника и заслоняя его собой.
— Зовут-то Иван, — сказал бородач, — Чего еще спросишь?
— Как отчество?
— Парамоном отца звали.
— Ты тут за кого воевал, Иван Парамонович? — спросил Бубнич.
Обиженный начальник убежал в другой угол зала, и оттуда раздавался его тенор.
— Я за своих воевал, — усмехнулся бородач. — Небось не перепутал.
— Может, и перепутал, Иван Парамонович, — сказал Бубнич, — по всему видать, ты землицу имеешь, чего ж в банду пошел? Али на поле дела не хватило?
— Дела-то хватило, — сказал бородач, вскидывая тяжелый взгляд серых глаз. — Да оно, вишь как, пришли такие, вроде тебя, да и разорили хозяйство.
— Кулак? — в упор спросил Бубнич.
— Я такого слова не знаю, — сказал бородач, — умеешь хозяйствовать, ночи не спишь, плуги, веялки ладишь — вот и дело идет. А для тебя, оно конечно, кулак.
— У нас один тоже в деревне был, — зачастил Чумак, — мироед, вроде этого. Все дворы у его в долгу.
— А как же вы в одну шайку попали? — спросил Бубнич, отворачиваясь от бородача. — Он — мироед, ты — бедняк?
— А ён не наш, — влез в разговор небритый мужик, взятый в плен Клешковым. — Етот ихний.