— Ну, а у твоего Краскова что, до революции ничего не было? Бедняк он?
— Мы не красковские, — сказал наконец мужик. — Я из отряда Хрена. Наш батька отродясь в богатеях не был. И теперя он стоит за правильную власть. За то и бьемся.
— Это какая ж правильная? — спросил Бубнич.
Но мужик, побагровев, уставился в пол и замолчал.
— Советская власть без коммунистов, что ль? — спросил Бубнич. — Так это знаешь какая власть? Для кулаков.
Мужик смотрел в пол.
— Нет, он все-таки кулак, — сказал Бубнич, вставая, — все ясно. Оттого и у Хрена служит. Все! Можно вести.
Фадейчев встал. За ним поднялся и мужик.
— В расход? — спросил он, криво улыбаясь.
— А ты думал — к мамке на галушки? — усмехнулся Бубнич.
Мужик все еще стоял. Потом повернулся, шагнул к двери, оглянулся оттуда.
— Никакой я не кулак, — сказал он. — А только продразверстка ваша — все равно народ ее ликвидировает.
— Давай, давай! — торопил его Мишка.
— Погодь, — сказал он. — Ладно. Меня можете щелкнуть. Мне, может, туда и дорога. Я часовщика кончал — он не ваш, он на Краскова работал, — но ваших я тоже кончал — не отпираюсь. А вот пока вы меня терзали, батько Хрен небось уже Графское взял. И вполне там за меня рассчитается.
— Хрен сейчас в Графском? — переспросил Бубнич, нагнувшись над столом и неотрывно глядя на мужика. — Ты не сочиняешь?
— Вот завтра услышите, — сказал парень. — А я — что! Меня можно и к стенке.
Бешено дроботали копыта. Комки непросохшей земли били в лицо. Ветер гудел в ушах. Клешков скакал сгорбившись, почти припав к шее крупного гнедого коня. Рядом, старательно следя за дорогой, скакал Гуляев. Начальник милиции Иншаков и председатель ЧК Бубнич вели отряд переменным аллюром. До Графского было семьдесят километров, надо было успеть и не запалить лошадей.
Впереди, в строю чекистов, Клешков время от времени видел кубанку Фадейчева, его лихую, перенятую от казаков посадку, чуть боком, с правой рукой, брошенной поперек седла.
Они проскакивали деревни, словно вымиравшие при их появлении. Однажды на повороте по ним стреляли, но отряд не остановился. Дорога, узкая и слабо проезженная, вся в пожухлой осенней траве, шла между стен сплотившихся сосен. Начинался огромный Черный бор, уходящий до самой Припяти.
Лошади уже отфыркивались, и у многих потемнели от пены бока, а командиры все подхлестывали и подхлестывали. Оставалось километров семь. Уже видно было пламя. Стволы сосен начинали лучиться, отражая его огненные отсветы. Еле слышно доносились хлопки выстрелов и пулеметная дробь. Кони забеспокоились, впереди, во взводе ЧК, заржала лошадь. Отряд стал замедлять ход.
ebooksa