— Ты можешь развеяться хотя бы в Аугсбурге.
— Но я не сынок Круппа и не родственник президента Рейхсбанка!
— Деньги можно делать всюду, где имеют о них представление.
— Мне платят за голову, которая пока цела.
— В лучшем случае, — проговорил Пихт, глядя на дорогу.
— Что ты этим хочешь сказать, Пауль?
— Хуже, если ты останешься инвалидом и тебя отправят в дом призрения, где собираются неудачники и старые перечницы...
Пихт знал, чем уязвить Вайдемана. Альберт всегда жил гораздо шире своих возможностей и частенько оставался без денег.
— В конце концов, каждый старается где-то что-то ухватить, — продолжал Пихт. — Разница лишь в измерениях, в нулях, словом.
— Как же ты, к примеру, ухватываешь? — Вайдеман заглянул в лицо Пихта.
— Очень просто, — с готовностью ответил Пихт. — Я работаю на Мессершмитта.
— Я тоже работаю на Мессершмитта, но что-то он не платит мне больше двухсот марок.
— Еще тысячу ты можешь получить от Хейнкеля.
— Каким же образом?
— Положись на меня. Это я устрою тебе по старой дружбе.
— Как я буду окупать эти деньги?
— Ты будешь передавать ему все сведения об «Альбатросе».
— А ты каналья, Пауль! Я же нарушу в таком случае один весьма существенный пункт контракта...
— Пустое! Он не стоит тысячи марок. Ведь и ты и я работаем для рейха. А если шефы грызутся, то это не наше дело. Пусть грызутся, лишь бы скорее кто-то из них сделал хороший самолет.
Вайдеман сдвинул фуражку на затылок и почесал лоб.