— Хороший конь! — почему-то неодобрительно сказал Горянский. — А тот тоже твой?
— Не мои это лошади, — вдруг сообразил Андрей и густо покраснел. — Дядьки моего, а вы, если не верите…
— Подожди, — приступил к нему Горянский. — Родного дядьки кони? И Коршун, я так понял, именно к нему приезжал в ту ночь?
Кровь отхлынула от лица Андрея. Сказал гневно:
— Можете не верить мне, потому что и Коршун — мой родной дядька. Брат матери, вот кто он! А я живу у дядьки Северина, потому что мать умерла, а отец в Красной Армии.
Он хотел еще добавить, как надеялся встретить отца среди них четырех, но горло вдруг перехватило, он задохнулся, на глаза набежали слезы, и Андрей отвернулся, чтобы этот недоверчивый солдат не заметил их.
— Ты что, с ума сошел? — дернул Горянского за галифе Васюта.
Горянский зло посмотрел на него, многозначительно кашлянул, глянул на Бутурлака, но тот махнул рукой:
— Отставить, Горянский!
— Слушаюсь! — ответил мрачно, но было видно — остался при своем мнении.
— Вперед пойдет Сергейка, — предложил Андрей, — он скажет бандерам, что мы увидели вас и пошли следом. А я буду все время с вами…
— Предлагаешь себя заложником! — невесело усмехнулся лейтенант. — Не надо, парень. Вот что, — сказал решительно, — вперед поедете вы все трое, потому что иначе постовые могут что-нибудь заподозрить.
Мальчики поймали и распутали лошадей, сели верхом, разведчики вереницей двинулись за ними.
Фрось, услышав фырканье лошадей, выступил из кустов.
— Это вы, хлопчики? — крикнул.
— Дядя, там… — притворившись взволнованным, сказал Андрей, — солдаты! Мы видели — несколько солдат обогнули Дубовую поляну и подались к болотам.
— Ох, боже мой! — захлопотал Фрось. — И много их?
— Трое или четверо.
— Точно, они. Ну-ка, хлопцы, вылезайте из кустов, за мной! Так говорите, что к болотам от Дубовой поляны подались? И как давно их видели?
— Да только что, дядя… Мы сразу же на коней — и сюда. Как вы велели.