Наши гостьи были двоюродными сестрами, и, когда оказывались рядом, их сходство бросалось в глаза. Обе были стройными, хрупкими на вид — изящно сделанными статуэтками; выражение лиц у обеих говорило о невозмутимом внутреннем спокойствии, выработанном за счет собственных усилий (доставшемся не просто); у обеих были самые ясные, лучистые глаза, какие лишь можно представить, только у Неттеры они были затуманены мечтательностью.
Я всегда невольно удивлялся, видя ее в обыденной обстановке и говорящей об обычных, простых вещах.
По ее словам, она была рада навестить нас, хотя вряд ли бы сама додумалась, не пришли ей Стеллина письмо. Переехав к Байнам, она почти никуда не отлучалась, разве что временами заезжала домой, в Нижнюю усадьбу Хисов. Стеллина просила ее съездить вместе в гости к Лангу и Гладисе. Вчера они встретились в Тори. Байн ни за что не отпустил бы ее одну!
В тоне Неттеры иногда проскальзывала досада.
— Почему вы не взяли его с собой? Я был бы рад повидаться с ним.
— Ах, вы забываете о ребенке!
— Как он?
— Хорошо… как и Байн. Мне иногда с трудом верится, что это мой ребенок.
— А ваша музыка, Неттера?
Она ответила не сразу:
— Я сказала, что буду играть для вас, и я сдержу слово.
— Мне бы хотелось снова послушать вас, да и Гладисе тоже.
— Стеллина говорила, будто у Гладисы скоро появится иностранный инструмент — «фортепиано». — Она тщательно выговорила это диковинное для нее слово, но чувствовалось, что ей любопытно. — Его уже привезли?
— Пока нет.
— Можно я еще заеду к вам его послушать?
— Наш дом — ваш дом, Неттера… Но почему бы вам не остаться, пока его привезут?
— А когда это будет?
— Его доставят по реке из Тэна, дней через пятнадцать-двадцать.
Неттера снова замолчала.
— Нет, — сказала она наконец. — Если я останусь надолго, я уже никогда не вернусь. Мне так хотелось бы поездить по стране, поиграть для родных людей или просто для себя, познакомиться с другими музыкантами. Но у меня ребенок и муж, который очень любит меня, и я не могу причинять ему боль.