Но Вальрозе перебил его:
— Я же тебе сказал — приказ фюрера! Это ты понимаешь? Приказ фюрера! Партизаны стали бедствием для наших войск, для наших коммуникаций, из-за них мы несем чудовищные потери в людях и технике. Фюрер приказал покончить с ними раз и навсегда. На это мобилизована вся наша служба. Моих товарищей отправляют в Белорусские леса. А я приду — дайте отпуск, голова болит. И у отца сейчас ничего не выйдет, я не могу ставить его в неловкое положение.
— У тебя же не просто голова болит, у тебя что-то очень опасное. Доктор Килингер...
— Доктор Килингер, — перебил его Вальрозе, — для наших — никто.
— Он официальный врач у абверовцев.
— Тем хуже. Все, что от абвера, для нас — от дьявола. Ладно, я скажу начальнику, а там видно будет.
Они расстались у здания вокзала.
В тот же день Самарин передал в Центр сообщение о приказе Гитлера, объявляющем тотальную войну партизанам и о мобилизации на этот фронт даже гестаповцев из тыла.
Вот же как бывает: не ждал, не гадал — получил ценную информацию. Впрочем, не ждал — это неверно. Внедрившись в эту среду, он ждет всегда. Для того и внедрялся. А гадание — вообще занятие не для разведчиков. Но Осипов! Что же будет у него с ним?
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Вечером на квартире у Магоне Самарин вместе со своим компаньоном заканчивал подсчет по коммерческим операциям последнего месяца. Прибыль была ничтожной. Магоне подавленно молчал, глядя на лежавшую перед ним пачку рейхсмарок.
— Невеселые дела, — вздохнул Самарин.
— Главное — нет никаких надежд на лучшее, — угрюмо ответил Магоне.
— А по-моему, мы сами снизили активность, — сказал Самарин.
— Вы забыли, сколько у нас непроданного товара. Вы знаете, я уже приноровился сам находить покупателей, но теперь, когда я предлагаю товар, ваши немцы посылают меня к чертям.
— А что же это с моими немцами случилось? — с усмешкой поинтересовался Самарин.
— Вы что, радио не слушаете, газет не читаете? — вдруг разозлился Магоне.
— Читаю, — спокойно ответил Самарин.
— Тогда чего спрашиваете? Ваши все сейчас злые, как собаки. Я одному предложил бельгийское охотничье ружье. Редкостная вещь. Так он обозвал меня провокатором. Я еле ноги унес.
Самарин с трудом сдержал улыбку и сказал: