— Боже мой, все те же вопросы, что я слышал еще в детстве!
— Это неизбежно, Раух. Но мой совет — помните о своей болезни. Для вас всякое переутомление — беда. Я говорю вам это со всей серьезностью. И лучше всего вам уехать в Германию.
— Куда в Германию, профессор? — с болью спросил Самарин. — В Гамбург, к развалинам нашего дома, под которыми лежит мой отец? — Самарин помолчал, устремив взгляд в пространство. — Здесь у меня есть дело, которое отвлекает от всего, а там нужно будет начинать что-то новое, а на это нет сил. Нет желания. И вообще, такая гнусная апатия ко всему! По утрам голова, все тело налиты свинцом. Чего мне стоит, если бы вы знали, подняться с постели!
Килингер помолчал, пристально смотря на него, и сказал:
— Заходите ко мне почаще. Прошу вас...
Вернувшись домой, Самарин позвонил по домашнему телефону Осипова.
— Объявились наконец? Здравствуйте, В какие войска вас направили?! — весело говорил Осипов.
— Все обошлось...
— Но вы, милейший, играли с огнем.
— Никакого огня не было, болезнь есть болезнь.
— Да вы просто не знаете, какая идет подчистка тыла. Откуда вы звоните?
— Из дома.
— Заходите ко мне. Угощу вас настоящим русским чаем.
— Не поздно?
— Все, что приятно, никогда не поздно. Я жду...
Осипов повесил трубку, точно боялся, что Самарин откажется.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
Осипов, распахнувший перед Самариным дверь, был в мятой полосатой пижаме.
— Прошу, дорогой гость. Прошу. — От него пахло водкой.
Самарин удивленно оглядывал просторную переднюю, две стены которой сплошь закрывали зеркала.