— Господи! — Фрэнк изумленно присвистнул.
Портфель был туго набит банкнотами: доллары, франки, фунты, шиллинги... целая куча денег.
Следующие два километра ехали молча. Им необходимо было время, чтобы привыкнуть к мысли о своем несметном богатстве.
— Ну, что скажешь? — наконец раскрыл рот Кимати.
— Не знаю, — ответил Фрэнк. — Сам-то что думаешь?
— Здесь без малого миллион.
— А то и больше. Последовала пауза.
— Никто не знает, что эти деньжища нам достались. Все шито-крыто, — сказал Кимати.
— У-гу.
— Можем смотаться на Сейшелы, устроить себе короткий отпуск.
— Мы же миллионеры, — в тон другу продолжал Фрэнк. — Подумаешь, Сейшелы! Махнем на Гавайи и будем жить там, пока не надоест.
Помолчали. Потом Фрэнк снова заговорил:
— Полагаю, что некий жертвователь, пожелавший остаться неизвестным, намерен в ближайшее время сделать рекордный взнос в Национальный фонд охраны живой природы.
— Ты словно прочел мои мысли, — удивился Кимати и откинулся на сиденье, сжимая в руках автомат. Не прошло и нескольких секунд, как он уже крепко спал — впервые со среды.
Фрэнк Бэркелл сам не прочь был подремать, с воскресенья еще не прилег, но ведь кому-то надо крутить баранку. Было раннее воскресное утро. Пыль залетала в кабину сквозь пулевые пробоины, тонким слоем оседая на сиденьях, приборном щитке, лобовом стекле и двух очень усталых людях.