Таинственный след

22
18
20
22
24
26
28
30

— Давай откроем, — Петрушкин открутил пробку, разлил по рюмкам. — Попробуй.

— Я в жизни коньяк не пробовала. Говорили, что клопами пахнет. Правда это?

— Пустое. Коли выпьешь да закусишь конфетой, будет шоколадом пахнуть. — Петрушкин выпил.

— Уж не лучше ли привычная водочка? Что-то душа не желает это принимать.

— Это ты зря. Коньяк действует, как лекарство, если его в меру принимать. Да ты сама попробуй, — он взял ее рюмку и заставил выпить. — Ну как?

Глафира закивала головой. Через минуту щеки ее порозовели, глаза заблестели. Петрушкин подвинул свой стул к ней поближе, обнял ее, повернул к себе ее лицо и крепко поцеловал. Глафира, молча сопротивляясь, выставила локоть.

— Люблю я тебя, Глаша, — Петрушкин погладил ее по спине своей твердой рукой, — люблю, — и он снова пытался поцеловать ее.

— Борода у тебя колючая. Все лицо исцарапал. Перестань, — сказала Глафира и отвернулась

Петрушкин налил еще по рюмке.

— Глаша, хочу спросить у тебя... скажешь?

— Говори.

Петрушкин помедлил немного:

— Милиция здесь ходит вокруг да около, все выспрашивает что-то потихоньку. С тобой не разговаривали?

Глафира повернулась к нему, глядя широко раскрытыми глазами.

— Кто тебе сказал?

— Знаю. Слышал, что и с тобой говорили.

— Ты брось болтать такой вздор! Не сам ли ты позвал милицию, когда старуха пропала? Все плакался: найдите, утешьте. Если и приходили, то по твоему же делу, тебе помочь. Я ничего и слышать не хочу об этом! Я свой урок не забыла. На всю жизнь хватит!

— Ты не финти, Глаша, я добр, но и строг. Ничего не скрывай, говори прямо!

— Убей меня бог, если я понимаю, о чем ты говоришь! Я сплетнями не занимаюсь. Коли не к месту я здесь, могу и уйти! — Глафира рванулась с места, но Петрушкин удержал ее за плечо.

— Сиди ты! Не дрыгайся! — зло сказал он, когда Глафира снова брякнулась на стул. Рука у него была тяжелой и сильной. Глафира резко высвободила плечо.