Позывные из ночи,

22
18
20
22
24
26
28
30

Хотели мы выехать восемнадцатого октября. Пришли вечером к Сюкалину, как условились. А он взглянул на небо и говорит: «Надо ждать попутного ветра. При этом-то вы намаетесь, да и не сможете затемно отъехать от наших островов, а утром, чего доброго, увидят с береговых постов. Катера пошлют. Подождем».

Пришлось возвращаться на старую базу. Через два дня ветер сменился. Перед отъездом Васильев еще раз зашел к Саше Ржанскому. Матери его не полегчало. Отправились одни. Мимо Оленьего острова прошли хорошо. Так вот…

— Ясно, — полковник встал из-за стола, подошел к окну, за которым еще теплился серый зимний день.

— Знаешь, почему наш Беломорск Сорокой зовут? — вдруг спросил Александр Михайлович, пытливо глядя на собеседника.

— Слышал. Потому что на сорока островах он построен.

— Правильно. На сорока островах. Только гондольеров здесь не хватает. Это те, что в Венеции на гондолах ездят. Лодки есть такие у них — гондолы. Ездят и песни поют.

— Ну, нам не до песен!

— Зря так решил. Нам всегда до песен. Это им, оккупантам, не до песен: рано или поздно их песенка спета будет. А наше дело — пой и бей врага. Только песни новые надо знать. Самые новые… Понял, Орлов? Подходит время новых песен. Каких, интересуешься? Не скажу. Пока секрет. Отдохни как следует, отъешься. Ишь, как отощал: одни скулы торчат. Потом заниматься. Вашему брату, диверсанту-разведчику, многое надо знать. Позанимайся и топографией, и подрывным делом, и на лыжах потренируйся. А потом так и быть: приходи за новыми песнями.

Полковник опустил маскировочный занавес, отошел от окна и повернул выключатель.

— Разрешите идти?

— Иди, дорогой.

Орлов вышел на снежную улицу. Город казался вымершим. Дома уже надели на глаза черные очки. Маскировка. Алексей, не торопясь, отправился в общежитие. Из-за угла ему навстречу вышли высокий парень в морской шинели и девушка. Парень очень ловко вел свою подругу под руку, и она тихо пела.

«Новые песни пообещал полковник, — подумал Орлов. — Скорей бы!»

Месяца полтора прошло, прежде чем Орлова снова вызвали в штаб. Когда Алексей переступил порог знакомого кабинета, Александр Михайлович жестом пригласил его сесть, а сам продолжал читать газету, то и дело подчеркивая в ней что-то красным карандашом. Но вот он поднял на Орлова свои очень добрые и невыразимо усталые глаза. Указав пальцем на лежащий перед ним лист, коротко спросил:

— Читал?

— Что именно, товарищ полковник?

— Ну, коли спрашиваешь что, значит не читал. А почитать следует. Ведь эта статья построена на тех материалах, которые были в ваших донесениях. О Липовицах речь идет. Понимаешь?

— Понимаю.

— Мрут там люди от голода.

— Да что — мрут, — сказал Орлов. — Им и умереть-то спокойно не дают. Одного голодного старика в шута превратили. Как только появится около комендатуры, его заставляют плясать, маршировать. А за это бросают, как собаке, кусок хлеба. Если брать отказывается, бьют.