— Все это хорошо, — усмехнулся Ожогин, — но успеем ли мы дойти до наших, американцы движутся очень быстро. Механизированные группы покрывают за день до ста километров. Они нас настигнут раньше, чем мы приблизимся к Таненбургу.
— Вы преувеличиваете успехи американцев, — засмеялся Гуго. — С боями сто километров в день не пройдешь. Это же все-таки война.
— Ну что ж... — не то решая, не то спрашивая, произнес Никита Родионович.
Андрей встал.
— Итти. Итти сейчас же.
— А что думает Алим? — обратился Ожогин к юноше, который сидел молча на диване.
Ризматов поднял голову и спокойно ответил:
— Я с вами.
Ожогин подошел к Алиму и сел рядом.
— Да, вероятно, надо итти, — сказал он, обнимая плечи юноши, — другого ничего не придумаешь.
К пяти часам все было подготовлено к путешествию. В сборах принимали самое активное участие Вагнер и Абих. Старик упаковывал продукты, причем делал это с таким усердием, словно сам собирался в дорогу.
— Вот так я собирал в путь своего Карла... — В голосе Вагнера звучала печаль. — Ну, ничего, ничего, скоро все будет хорошо... — шептал старик, суетясь около вещевых мешков.
Когда сборы окончились и друзья стали одеваться, Вагнер неожиданно вышел из комнаты. Ожогин видел, как он закрыл лицо рукой. Старик плакал. Всем стало не по себе.
— Жаль оставлять его, — сказал Никита Родионович. — Что с ним здесь станет без нас?
Абих успокоил с твердостью:
— Не пропадем. Будем вместе...
Вагнер вернулся. Его обычно добродушное лицо было искажено, он силился сдержать себя и грустно улыбнулся.
Друзья взялись за мешки и направились к выходу.
На дворе угасал теплый апрельский день. Голый сад, умытый первым дождем, казался юным, чистым. Едва уловимый запах деревьев стоял в воздухе.
— Вот и весна... — проговорил Вагнер, глядя в тихий, пустой сад. — Скоро птицы пожалуют.