На дворе было прохладно Воздух наполнял нежный аромат распускающейся сирени. Луна разливала бледный свет и отражалась в окнах. Легкий ветерок доносил со стороны вокзала лязгание буферов и неугомонные гудки маневровых паровозов.
Никита Родионович спустился с крыльца в сад и зашагал по аллее.
Если все так, то зачем же Юргенс покончил с собой. Он мог бы преспокойно ожидать американцев, прийти к ним с повинной и разложить все карты... С другой стороны, возможно, что с видными кадровыми разведчиками из аппарата гитлеровской секретной службы американцы вынуждены будут расправиться. Для них невыгодно заигрывать с ними Юргенс так или иначе мог бы пострадать, а вот такие невидимые никому, кроме немцев, неизвестные кадры, как тройка друзей, могут быть использованы безо всякого риска и последствий.
Но против кого же? — задавался вопросом Никита Родионович. Против Советского Союза? И это сейчас, когда руководители трех держав договорились о ликвидации раз и навсегда очага войны в Европе! Когда решен вопрос о предании суду народов виновников войны! Когда советские воины штурмуют логово гитлеровского зверя — Берлин! Когда честные американцы стремятся поскорее встретиться с солдатами Советской Армии и обнять друг друга...
Никита Родионович все больше приходил к заключению, что оправдать случайностью интерес американцев к ним троим нельзя. Дело тут не в том, что Юргенс и ему подобные растеряли архив и секретные документы. Тут есть какая-то последовательность, закономерность.
Интересно, что принесут ближайшие дни. Интересно, что предпримут господа американцы, так называемые союзнички... Посмотрим, кто кого!
Никита Родионович почувствовал новый прилив сил, появилась потребность действовать. Ему захотелось поскорее поделиться своим открытием с Андреем и Алимом. Безразличие, охватившее его после смерти Юргенса, как рукой сняло. Возбужденный, в приподнятом настроении он поспешил в дом.
Аллен, Андрей и Алим продолжали беседу. Никите Родионович уселся на прежнее место.
Шел разговор о том, что ожидает каждого после войны, кто и что будет делать.
Вопросы мирной послевоенной жизни, вокруг которых велись споры, выплывали один за другим.
Бурную радость вызвало появление поздно вечером Вагнера и Абиха. Вся ночь ушла на разговоры...
30
Машина, как и обещал незнакомец, пришла рано утром. Ожогин, Грязнов и Алим уже ожидали ее и поспешно вышли на сигнал шофера. У дверей уже знакомого домика их встретили и провели в кабинет. Здесь стояли большой письменный стол, полумягкие стулья, этажерка с книгами, радиоприемник «Телефункен». В кабинете никого не было.
Друзья услышали, как в передней послышались голоса, потом шаги, и в кабинет вошел, в сопровождении уже знакомого толстяка, высокий, лет сорока пяти, в штатском костюме мужчина с совершенно гладкой, как колено, головой и чисто выбритым лицом. Окинув друзей внимательным взглядом, он поклонился и сказал что-то по-английски.
Теперь стало ясно, что толстяк является лишь подчиненным. Он пригласил гостей сесть, а сам продолжал стоять, не сводя глаз со своего начальника. Тот опустился в кресло за столом и, вынув из кармана пиджака длинный и узкий блокнот, начал его перелистывать. Несколько минут прошло в молчании. Затем он заговорил опять по-английски, и толстяк предупредил друзей, что разговор будет происходить через него, так как его патрон не знает русского языка.
Пользуясь этим, Никита Родионович спросил переводчика:
— Мы имеем честь беседовать с господином Голдвассером?
Сидящий за столом американец резко вскинул голову и удивленно посмотрел на Ожогина.
— Какой Голдвассер вас интересует? — спросил американец.
Никита Родионович объяснил, что тот Голдвассер, о котором они вчера впервые услышали в стенах этого дома.
ebooksa