В тот самый момент, когда Герман, приподняв одной рукой мешок, начал натягивать фуражку, на его голову обрушилось что-то острое, тяжелое. Для верности Шумский ударил еще раз. Откинув в сторону ненужный больше кусок железа, навалился на рухнувшее тело. Но падая, Герман успел крикнуть:
— Ванька, стреляй!
Это было сигналом для Аркадия Гришко, подпольщика, который оставался снаружи, у входа в дом. Полоснули по окнам автоматные очереди. Зазвенели стекла. Захлопали ответные выстрелы полицаев. Нагоняя страх друг на друга, они долго палили в темноту, пока не дошло до них, что никто не стреляет в ответ. Когда выскочили в сени, обнаружили там лишь распластанного на полу, вконец перепуганного Шумского.
— Шестеро здоровенных мужиков не сумели скрутить одного. Только и знаете, мерзавцы, сукины сыны, сивуху глушить. Кабы знал, сам бы взялся за дело, — орал на своих подчиненных Плоский, когда услышал, что Герман ушел из поставленной ему ловушки. — Переворошить все. Головы порубаю, если к утру не притащите его.
Полицаи вместе с солдатами обыскали десятки подозрительных домов, обшарили плавни. Все впустую.
А Герман был в это время в станице. Он укрывался в хорошо знакомой ему хатенке Нины Андреевны Голояд, сестры Евтихия Наконечного.
— В оккупацию, — рассказывала она позднее, — Герман не то что бывал, а, можно сказать, жил у нас. В доме тогда два тайника существовало. Один под полом вырыли, другой попозже на горище устроили.
Ту ночь, когда беда приключилась с Анатолием, никогда не забыть мне. С вечера заметила, очень чем-то обеспокоены Тихон, брат мой, да Лиза Вишнякова. Она у нас скрывалась.
Совсем уж припозднилось. Слышим, где-то в центре пальба затеялась. Потом враз стихла. Одни собаки надрываются, угомониться не могут.
Вдруг вроде кто-то осторожненько так царапнул ногтями по двери. Потом еще, чуток погромче. Отворили, видим — Герман. Еле держится на ногах. Голова — рана сплошная. Вся макушка разворочена. Глядеть — и то жутко. Лицо, плащ — все в крови. Перешагнул порог и сразу: «Все-таки запродал меня этот гад!»
Гуртом раздели, обмыли мы его. Голову перевязали. Слаб был до крайности. К утру, однако, получшало ему. Поднялся, говорит: «Уходить надо нам». И ушли еще до свету вдвоем с Лизой. А брат остался. Ноги у него никудышные были. Распухли, словно колоды…
Упустив Германа, комендант и Плоский решили отыграться на других. В один день они арестовали почти тридцать человек. В их числе — одну из самых активных подпольщиц учительницу Екатерину Ивановну Гришко. Ее сын Аркадий на этот раз избежал ареста. Но позже и он был схвачен, когда принес матери передачу.
Всех арестованных под усиленным конвоем на подводах отправили в Староминскую, где находилась гестаповская тюрьма. На одной из подвод бок о бок с теми, кого он выдал заодно с Германом, трясся теперь уже бывший помощник районного атамана Шумский. Расчетливому бухгалтеру будущее не сулило ничего хорошего. Его обвиняли в том, что он умышленно помог скрыться опасному партизану.
Все дальше на юго-восток пробирались Герман и Вишнякова. Еще несколько дней пути, и тогда можно было бы связываться с каким-либо партизанским соединением. Но за станицей Ольгинской фашисты напали на их след. Партизанские разведчики отстреливались до последнего патрона. Вишнякова попала в лапы врага тяжело раненной. Перед смертью на ее долю выпали страшные страдания: ее пытали безжалостно, изуверски.
Германа убивать не спешили. Его привезли в Староминскую. В гестапо состоялась его последняя встреча с Шумским. Точнее, это была очная ставка.
— Знай, что к стенке тебя поставят, — пообещал ему Герман.
На допросах он больше не проронил ни слова. Его живое тело прижигали каленым железом, резали ножами, рвали щипцами. Герман молчал. Что придавало ему силы? О чем он думал, когда висел, распятый на дыбе? О своем партизанском отряде, о судьбах товарищей? Или же о семье, о жене и детях? О том, удалось ли им эвакуироваться?
К тому времени уже почти половины бойцов их отряда не было в живых. Многим выпало умереть на виселице. Жена с ребятишками (спасибо, помогли люди) прорвалась на не занятую врагом территорию. Но какой горькой ценой! Испуганная бомбежкой, оглохла их годовалая малышка дочь. Девочка так и не научилась говорить. Наверное, хорошо, что этого не узнал Герман. И так ему было очень тяжело сознавать, что сыну и дочери расти без отца.
Анатолия Афанасьевича, Екатерину Ивановну Гришко и ее сына замучили в гестаповском застенке. Они не дожили до прихода Красной Армии, до освобождения родной земли всего двух недель.
Герман оказался провидцем. Шумский не ушел от расплаты. Его разоблачили. Пришлось держать ответ за все преступления и Плоскому. Военный трибунал приговорил обоих предателей к расстрелу. В 1944 году приговор был приведен в исполнение.