Макс подошел к девушке, поднеся фонарь ближе.
– Да странно. Может быть, мы, когда уходили, случайно задели и не заметили?
– Может быть. Но посмотри, нитка лежала вот тут, на полу, у самого поворота. Я проверила ее, когда мы огибали угол. Ее мог разорвать только кто-то, кто вышел из той пустой комнаты или вошел в нее!
– Ну, кто тут мог ходить, кроме нас! – удивленно воскликнул Макс.
– Кто-то… посторонний.
– Перестань, Эмма! Этот коридор ведет в пустую комнату, там пыли по колено. Никому она не нужна, это тупик.
– А может, он и сейчас там, – ее голос сошел на испуганный шепот.
– Ну, хочешь, мы зайдем туда еще раз и посмотрим, кто там ходит. Я уверен, что там ничего нет и быть не может, – он взял ее за руку и потянул за собой.
Макс заглянул в комнату, высоко подняв фонарь над головой. Эмма осторожно высунула голову у него из-за плеча.
– Макс! Тут следы! – воскликнула девушка, показывая вперед рукой, – Смотри же…
Посреди комнаты в пыли были отчетливо видны следы рифленых, мужских ботинок. Их цепочка начиналась ровно в центре и вела к выходу в штрек.
– Вот, черт!… – непроизвольно вырвалось у него.
В тот вечер в подвале кабачка "Кабан и Рыба" было не протолкнуться. Грубые деревянные столы и лавки были заняты публикой, большей частью из низов общества: студенты, мелкие клерки, лавочники, младшие офицерские чины, несколько шлюшек с Бульвара Роз. Толпа гудела низким гулом, прерываемым то смехом, то всполохами восторженных или удивленных криков. Торопливые податчики ловко сновали между столами, разнося кружки, полные пенящегося эля и немудреную закуску – печеных крабов-усачей или мелкие соленые утские грибы. Доставив заказанное, они метко забрасывали потертые медяки в кожаные сумки, по давней традиции, привязанные к ремню на животе. Монеты звякали, гарсоны улыбались все шире, поднося новые и новые кружки и кувшины с элем, рисую на вспотевших физиономиях халдейскую услужливость.
– Что желает господин-с? – гарсон склонилась к Фабиусу Тою, изображая глубокое почтение к кажется весьма обеспеченному господину.
– Извольте, милейший, мне эля и вырезку кабанчика, да того самого, что у вас печется, – Фабиус перевел взгляд на камин, где над раскаленными углями на огромном вертеле томился, источая прозрачные капли жира и ароматы ливейских пряностей, дикий кабанчик.
– Понимаю-с, понимаю-с, – гарсон засеменил, наклоняясь ближе к уху дипломата, будто убеждая в верности уже сделанного выбора, – Свинушка будет сегодня преотменнейшая, знаете ли. Наш хозяин большой специалист в кабанчиках, господин не пожалеет. Желаете что-то еще к мясцу-с? – он незаметно поправил висевшее на локте полотенце, стыдливо прикрывая грязный отпечаток пятерни.
– Да, пожалуй, извольте принести запеченных крабов и устриц под сладким ливейским соусом и жаренных грибов с луком на закуску.
– Господин, знает толк в кушаньях, все сделаем в лучшем виде-с. Хлебушка не желаете? У нас, знаете ли, собственная пекарня-с. Жена хозяина изволит печь хлеб сама. Сам городской обер-полицмейстер отправляет посыльного! Отведайте-с.