Поднебесный гром

— Аргунова. Лариса.

В трубке долго молчали: видно, сестра ходила за справкой.

— Аргунова? Я же сказала, что еще не родила. А может, и совсем не родит.

— Как это? — испугался Андрей.

— Но у нее же преждевременные. А теперь схватки прекратились.

— Почему? — допытывался Андрей.

— Папаша, — засмеялась сестра, — это же хорошо! И что вы так, ей-богу?.. Значит, родит вовремя. А вы волнуетесь…

— Мне можно навестить жену? — спросил Аргунов.

— Ни в коем случае! — Сестра снова тихонько рассмеялась: — Как вы не можете понять, что ей сейчас не до вас! Мужья называются…

Андрей положил трубку и выглянул в окно: у подъезда уже стояла темно-вишневая «Волга» Феди Суматохина.

23

Струев сидел за письменным столом штурманской и терпеливо ждал, пока соберутся все.

Он видел холод и отчуждение своих товарищей, но не понимал их. В чем, собственно, его вина? В том, что его назначили шеф-пилотом? Ну не его, так назначили бы Суматохина или Волобуева: свято место пусто не бывает. Кто-то ведь должен нести нелегкий крест заместителя начальника ЛИС по летной части. Судьба остановила свой выбор на нем, Струеве. Чем же он виноват перед товарищами? Конечно, на этом месте хотел бы оказаться Федя Суматохин. Но ведь начальству-то видней, кого назначать.

Лев Сергеевич вскинул руку, посмотрел на часы, которые он носил на тыльной стороне запястья: да, запаздывают. Ну и дисциплина!.. Ничего, ничего, он наведет здесь порядок. Дайте только срок. Он всех приберет к рукам: и Суматохина, и Волобуева, и Аргунова… Вот Валеру жаль. Эх, Валера…

Поначалу Лев Сергеевич был твердо убежден, что в аварии целиком виноват сам Волчок: самолет хоть и сыроват немного, но на то, как говорится, и щука, чтоб карась не дремал. Но постепенно, слушая на собрании выступающих, он изменил свое мнение. Действительно, на кой дьявол нужна в строевых частях такая машина, которая даже при незначительной ошибке летчика на пилотаже может привести к срыву в штопор? Надежность боевой техники — вот самое главное!

И за надежность он, Струев, будет бороться, будет нещадно пресекать расхлябанность подчиненных в любых ее проявлениях. Он покончит на ЛИС с благодушием. Конечно, у каждого свое самолюбие, свой гонор, но ради такого дела надо поступиться всем.

Снова вспомнился Волчок. Жаль его. Очень жаль. Если и выживет, то останется калекой. Путь в небо ему заказан. А ведь случись это в зоне — он прыгнул бы… Машина, если уж на то пошло, — металл. Зато сам был бы здоров. И летал бы себе на здоровье!

Наконец все собрались, и Струев открыл совещание. Он встал, медленным взглядом обвел присутствующих.

— Я собрал вас, чтобы посоветоваться по ряду наболевших вопросов, — начал он, продолжая ощупывать глазами каждого. На какой-то миг натолкнулся на твердый непроницаемый взгляд Аргунова и торопливо перескочил дальше. И, как бы беря реванш за мимолетную робость, Струев заговорил жестко, отрывисто: — В работе ЛИС накопилось немало мусора, и его надо выгребать сообща. Прошу высказаться с предложениями и рекомендациями. Все вы люди здравомыслящие, каждый соответствует своей должности. Недостатки, которые отметила комиссия, вам прекрасно известны. Кто хочет высказаться?

— Я, — подал голос Суматохин.