— Какая гроза? Ты слышал доклад метеобога?
— Синоптик мог ошибиться.
— А карту-кольцовку смотрел?
— Я тебе говорю — вниз! — Струев повысил голос.
— Не могу. Руководитель полетов просил доложить вертикальный разрез.
Самолет будто запутался в угрюмой толще облаков, его бросало с крыла на крыло, но Федор, не отрывая взгляда от авиагоризонта, продолжал упрямо набирать высоту. Только на десятикилометровом удалении от земли облака как бы расступились и выпустили из плена спарку.
Струев нажал на кнопку внешней связи:
— Я — 607-й, докладываю погоду. Нижний край двести девяносто метров. Видимость под облаками три километра. Верхняя кромка облаков десять тысяч метров. Ложусь на курс.
— 606-го понял, — отозвался руководитель.
— Доложил 607-й, — поправил Струев.
С земли не ответили.
Через полтора часа спарка возвратилась на аэродром.
— Какие замечания? — спросил Суматохина механик.
— Машина удачная.
Федор стянул с себя шлемофон — легкий ветерок окатил его слегка вспотевшее лицо. Суматохина догнал Струев. Федор покосился на своего шеф-пилота:
— Высунулся?
— Что это значит?
— А ничего. Просто я еще раз убедился, что ты командовать любишь, где надо и где не надо. Неужели я сам не в состоянии вести радиообмен? Командир-то экипажа на сегодня — я.
— Ах вот оно что! — протянул Струев. — Тогда надо будет у тебя зачеты по знанию Воздушного кодекса принять.
У Суматохина на скулах напряглись желваки.