— Ну, старая карга, — рявкнул он, — подавай своего партизана.
— А где я его возьму?
— Не знаешь? — злобно зарычал полицейский. — Придется тебе помочь. Пошли в беседку.
Ноги одеревенели, в глазах потемнело. Шатаясь и придерживаясь за стенку дома, мать медленно пошла к беседке, подгоняемая ударами полицейских. Не успели они дойти до угла дома, как навстречу вышел Иван.
— Не трогайте старую, — проговорил он.
— Ах ты, щенок, — замахнулся на него прикладом полицейский.
Трое здоровенных мужиков свалили ребят на землю и начали молотить тяжелыми сапогами. Мать кинулась к сыну, ее отшвырнули. Избитых, окровавленных, потащили Ивана и Михаила в здание, где находился староста хутора.
Чуть отдышавшись, мать побежала за сыном. Наверно, впервые склонилась перед врагами суровая женщина: не могло выдержать материнское сердце. Она умоляла пустить ее к сыну. Долго измывались над ней враги. Наконец, один из них отомкнул дверь каморки, где держали ребят.
— Ваня! Ванечка!
Она прижала к себе сына, дрожащими руками гладила его избитое, опухшее лицо. А он, как маленький, как в детстве, положил голову на ее плечо, закрыл глаза, стараясь забыть обо всем, что случилось в последние дни.
— За что они тебя, сыночек? — тихо спрашивала мать. — Они ошиблись, ты ведь ничего не сделал.
Иван поднял голову, осторожно вытер слезы, катившиеся по ее лицу.
— Сделал, мама, сделал. Только мало, очень мало!
— Я догадывалась, знала, — шептала мать. — Что теперь будет, Ваня?
— Не надо, мама, — мягко перебил ее Иван. — Не надо об этом. Ты лучше о себе подумай. Береги себя.
— У, изверги! — погрозила кулаком мать.
— Тише, мама, тише. А то они и тебя задержат.
Иван успокаивал мать. Он уговаривал ее уйти. Неровен час, запрут и старую. С трудом оторвалась мать от сына. Она вышла наружу и тяжело опустилась на землю.
— Мама, иди домой. Иди, — услышала она голос сына.
Ребята разговаривали шепотом: опасались, что их подслушивают.