Без вести...

22
18
20
22
24
26
28
30

В марте сорок четвертого года в лагере Дахау Николай Огарков встретился с Иннокентием Каргапольцевым. Они стали вроде бы побратимами.

Ночью выпал первый снежок, похрустывая под ногами. Николай, как и его сослуживцы по роте, все свободное время проводили во Франкфурте: носили в город свое жалование и щедро тратили его на вино и женщин.

Огарков тратился только на вино, на коньяк, на пиво.

В тот день он допоздна засиделся в ресторане на Норденштрассе. Здесь всегда было шумно и весело, красные, синие, желтые, зеленые лучи тонкими нитями пронизывали полумрак большого зала. И вдруг на несколько секунд все погружалось в темноту. Затем постепенно начинала светиться восточная стена. На ней появлялись алые полосы, напоминающие лучи восходящего солнца.

Свет становился все ярче и ярче, перемещался к противоположной стене. Наконец, наступал вечер с оранжевыми лучами, будто бы уходящими за черту горизонта...

Бесконечный круговорот света, пронзительное завывание джаза, обилие коньяка и похотливое кривляние полуголых красоток — от всего этого посетители ресторана теряли голову.

Вместе со всеми в тот вечер Николай Огарков пил и кутил, угощал каждого, кто попадался под руку. А потом, как обычно, наскандалил и ночь провел в полицейском участке.

Дежурный, к которому привели его утром, оказался знакомым. Худой, долговязый, он сидел, развалившись в кресле и вытянув из-под стола длинные ноги. Белесоватые полосы солнца чуть заметно качались на облаках табачного дыма.

— Доброе утро, господин Ганс, — вяло приветствовал его Огарков. У него раскалывалась голова от ночной попойки.

Дежурный, не изменив позы, скривился словно от зубной боли.

— Меня зовут Ханс. Ганс есть гусь. Га-га-га... — Он на пальцах изобразил голову гуся. — Неужели это так трудно знать?

— Простите, господин Ханс. — Николай подчеркнуто резко выделил первую букву.

— Что ты опять натворил?

— Как всегда, господин полицай, перебор.

— Что есть перебор?

— Хватил лишнего.

Дежурный выпрямился, подобрал ноги и громко рассмеялся.

— Хорошо, нет капитана Маурера, он показал бы, что есть перебор. А я прощаю. Бери от жизни, что можно, но мое положение заставляет наложить на тебя штраф... Только я хочу знать, — продолжал дежурный, — ты сейчас будешь платить или потом?

— Думаю, лучше потом, коньяком.

— Очень хорошо. До субботы... Бери от жизни, что можно, — повторил он.