— Какая птичка? — прикинулся я непонимающим.
— Не строй из себя дурочку. Понимаешь, о чем разговор.
Понимать-то я понимал, но еще не знал о его догадках. Неужели и он вспомнил о фонарике?
— Ты не забыл, что она нам плела?
— Нет, а что?
— Как что? Посмотри на эту безлунную ночь, — и он кивнул головой на ночное светило.
— Ну то, что она испачкалась, в этом, пожалуй, нет ничего особенного. А вот фонарик... Хотя что фонарик? Ну был бы он у вас или у кого другого. И что?
Демидченко начинала злить моя «непонятливость».
— Сам фонарик, конечно, ерунда, о нем не стоило бы и говорить. Но зачем ей понадобилось обманывать нас? Мы же не просто молодые парни, которых девчонка может водить за нос, а военные. И дело, стало быть, у нас военное, государственное.
— А при чем тут она?
— Почему она оказалась в расположении нашего поста?
— Товарищ старшина второй статьи, а вам не приходила в голову мысль, что не она, а мы оказались в расположении ее привычных мест прогулок.
— Прямо беда мне с этими философами. И как это у вас получается? Ясное дело — и так вы его перевернете, что просто не узнать.
— Беда в другом.
— В чем же? — для Демидченко было ясно, о чем шла речь. Но ему нужно втянуть меня в такой разговор, который можно было бы использовать потом в своих неблаговидных целях.
— Беда в том, — ответил я ему, — что мы иногда наводим тень на ясный день.
— Кто это мы?
Демидченко явно принимал меня за дурака.
— Мы — это вы.
— Так, — произнес командир. Раньше, на курсах радиотелеграфистов, он звал меня Колей, в крайнем случае — Николаем. Теперь в минуты относительно хорошего настроения Демидченко называет меня по фамилии, в состоянии раздражения к слову «Нагорный» прибавляет еще одно слово — «товарищ». «Товарищ краснофлотец Нагорный» выражает чувство гнева. В состоянии ярости эти слова заменяются коротким «вы». При бешенстве все формы обращения ко мне принимают безличный, неопределенный характер. «Ну и разгильдяйство, — может сказать Демидченко. — И когда уже будет этому конец?» Стоит в такие минуты спросить: «А что я такого сделал?», как тут же последует такой же неопределенный, но полный угрозы ответ: «Когда-нибудь разберемся. Время — оно такое: все ставит на свои места». — «Это уж точно», — соглашался я с командиром.
ebooksa