— За что ударил вас Нагорный?
— А ни за что.
— Все-таки был же какой-то повод.
— После того, как вы дали мне три наряда вне очереди, я сказал: «Теперь, Сеня, держись. От дружков пощады не жди».
Я рванулся к Звягинцеву, но потом все-таки опомнился, остановился буквально перед его лицом:
— Неужели тебе, подонок, мало одной зуботычины?
Семен не отступился. Он отлично понимал, что формальное преимущество на его стороне.
— Вот, пожалуйста. Меня, значит, можно избивать, оскорблять, угрожать. А с него все это как с гуся вода. А все почему? Командир защищает своего дружка. Ну ничего, посмотрим. Это вам так, даром, не пройдет. Я сейчас иду в санчасть. Пусть мне окажут медицинскую помощь. А потом — к военному прокурору.
Все-таки подлости у Звягинцева оказалось больше, чем я думал. Знает же, стервец, что о дружбе между мною и Демидченко не может быть и речи. Это для всех стало ясно, особенно в последнее время. И все-таки говорит о командире как о моем дружке. Расчет простой: насолить обоим, Демидченко — за три наряда вне очереди, мне — за зуботычину. Вася на слова Звягинцева о дружбе не реагирует, его это, по-видимому, вполне устраивает. При случае он может козырнуть: «Глядите, какой я справедливый человек. Заработал — получай, даже если ты мой друг». Удобная позиция.
— Вычистите карабин, а потом можете идти в санчасть, — сказал Демидченко.
— Значит, человек для вас ничто? — снова начал входить в свою роль Звягинцев. — Пусть гниет, лишь бы железо было в порядке. Ничего. Это мы тоже укажем, где следует.
— Только не пугайте.
— А зачем мне пугать? Я просто выложу еще кое-какие фактики, чтоб, значит, меньше измывались над честным человеком, и все.
— Это ж какие фактики?
— Тебе, командир, очень хочется знать?
— Умные люди говорят, что знания — это сила.
Звягинцев долго смотрел на своего командира, словно решал, стоит или не стоит продолжать начатый разговор. По злобно-насмешливому взгляду Семена нетрудно было догадаться, что он что-то знает, но говорить пока не решается. И может быть, он так и промолчал бы, если бы Демидченко не спросил:
— Что, кишка тонка? На арапа берешь? — перешел Демидченко на «ты».
— Эх, командир, не хотел я говорить, да раз ты человеческого языка не понимаешь — тут уж пеняй на себя.
— Выкладывай.