Далее политрук привел пример мужества советских воинов, когда часовой соседней с нами воинской части, охранявший склад боеприпасов, извлек из горящего здания два огнетушителя и умелыми действиями предотвратил распространение огня на соседние складские помещения.
— Я знаю, — продолжал политрук, — что и у вас есть хорошие дела, что и вы проявляете заботу о боевой готовности вашего поста. Достаточно сослаться на ценную инициативу, которая связана с очисткой траншеи на вашей позиции. Но при всем этом остается непонятным, как могло случиться, что комсорг, вожак комсомольцев краснофлотец Нагорный избил своего же товарища. Что вы, товарищ старшина второй статьи, можете сказать по этому вопросу?
— А что тут говорить, товарищ политрук? Я не зря просил главного старшину не посылать Нагорного на пост. Я видел в нем бандитские замашки и раньше. Думал, перевоспитается. Но, выходит, что перевоспитать его может только военный трибунал. Постоянные пререкания, нарушения воинской дисциплины, а недавно чуть боевое задание не сорвал. Не прошло и недели, как новая бандитская выходка — покушение на жизнь своего же товарища.
Вот когда до конца раскрылся Демидченко. Дождался-таки подходящего случая, чтоб разделаться со мною навсегда. Что он люто ненавидит меня, это теперь ясно не только мне, но, кажется, и всем остальным. Я вижу, как поднял плечи и крайне удивленно посмотрел на Демидченко Михась. Танчук наклонился и не менее удивленно шепотом спросил Лефера:
— Что он говорит?
На этот раз даже немногословный Сугако не мог себя сдержать:
— Буде вам, командир, клеветать.
— Спокойно, товарищи, — сказал политрук. — А что вы скажете, краснофлотец Нагорный?
— Что ударил Звягинцева — это верно, — ответил я.
— За что?
— Заслужил, значит.
— Каким образом?
— Личное это, товарищ политрук.
— Как же это понять? Такой образцовый комсомолец, грамотный, с высоким, как мне казалось, уровнем сознания. И вдруг — хулиганская выходка. Почему вы не хотите объяснить?
— Мне нечего объяснять, товарищ политрук.
— Как же нечего объяснять? — взорвался Лученок. — Тогда я объясню.
— Михась, пожалуйста, не надо, — просительно обратился я к Лученку.
— Нет надо. Так мы, чего доброго, совсем скатимся в болото, — Лученок передохнул и продолжил: — В тот момент, когда Звягинцеву было объявлено дисциплинарное взыскание, я был возле Нагорного. Как хотите, но если бы мне сказали: «Ну, падло! Гад буду, если не отомщу. Я тебе тоже когда-нибудь такое устрою, что кровью харкать будешь», я бы поступил так же, как и Нагорный, а может быть, и круче. Как мог Звягинцев грубо, незаслуженно оскорбить своего товарища? За что? Да за то только, что тот по-товарищески напомнил ему, что нужно, мол, вычистить карабин. Кстати, в карабине Звягинцева теперь уже раковина. Нагорный, которого заставил командир отделения чистить оружие Звягинцева, так и не смог устранить эту раковину. Да разве ее устранишь? Раз у нас комсомольское собрание, то вам, товарищ политрук, как коммунисту не лишне знать, что командир отделения Демидченко не просто ненавидит Нагорного, он... А, что говорить.
— Ну-ну, продолжайте, товарищ Лученок.
— Нет, я тоже, пожалуй, не буду объяснять.
ebooksa