— Так значит, если бы передавали радиограмму, ты бы ее принял?
— Конечно.
— Но чудес ведь не бывает.
— Не бывает. Потому и посчитали, что я во время вахты спал. А как я мог доказать, что это не так?
— В юриспруденции это называется казусом — случаем, действием, имеющим внешние признаки преступления, но лишенным элемента вины, то есть таким, в котором его совершитель не проявил ни умысла, ни неосторожности, а поэтому ненаказуемым.
— Сложно, но понятно.
— Это научное определение вот такого, как у тебя, случая. Ведь я, да будет тебе известно, дорогой товарищ Нагорный, в свое время учился на юридическом факультете университета, — политрук немного помолчал, а потом спросил: — Кто-нибудь серьезно разбирался в этом происшествии?
— Этого я не знаю, товарищ политрук. Перед строем мне объявили дисциплинарное взыскание, сняли поясной ремень и тут же откомандировали на «отдых». Я говорил им, что не спал. А мне отвечали: «У нас еще не было случая, чтобы кто-нибудь сам сказал: «Виноват, спал». Даже когда из рук спящего часового брали карабин, то и тогда следовал ответ: «Не спал. Ну, может, чуть-чуть придремнул». Тот факт, что вы не приняли радиограммы, говорит сам за себя».
— Да. Ну ладно. Поживем-увидим. Ты вот что. Мне еще нужно поговорить с Лученком, так ты пойди и скажи ему, что я его жду.
Провожали мы наших командиров все вместе. Не пошел с нами только Звягинцев. По дороге вниз политрук рассказал нам несколько смешных историй. Прощаясь, он обратился к Демидченко с шутливым замечанием:
— Вы, товарищ старшина второй статьи, не очень потакайте тем, кто шефствует над выпускницами школы. А то, чего доброго, снизится успеваемость в классе, и тогда могут посыпаться на нас с вами жалобы. Время-то сейчас ух какое опасное! Соловьи там всякие, не заметишь, как и голову потеряешь.
— Да один, кажется, уже потерял.
— Кто же этот счастливец?
Молодчина все-таки наш политрук. В мягкой шутке он по-хорошему мне позавидовал. Может, он и не знал, что речь шла именно обо мне, но какое это имеет значение? Важно, что он понимает: любящий человек — действительно счастлив.
13
Вернулся наконец Танчук. Почти неделю он осваивал в полковом штабе подрывное дело. Может быть, ничего этого и не было бы, если бы не один случай. Все началось с боевого листка, который был посвящен ходу социалистического соревнования между радистами и сигнальщиками. В статье указывалось, что Лученок очистил за свою смену шестьдесят сантиметров траншеи, а Танчук за это же самое время прошел всего лишь двадцать.
— Зачем писать, кто сколько сделал? — спрашивал задетый за живое Танчук. — Как будто мы не знаем этого без газеты.
— Цэ, Лэв Яковыч, для того, — разъяснил Музыченко, — щоб люды нэ лякалысь.
— Чего лякались? — не понял Танчук.
— Як чого? Чують люды, що у нас е лэв — та й лякаються. А тут тоби газэта поясшое: «Та цэ нэ лэв, а кошэня задрыпанэ».