— Так уж и не знаешь?
— Да о чем вы, товарищ старшина второй статьи?
— Ты же читал радиограмму?
— Вы какие-то загадки задаете.
— Ты что, не знаешь зачем тебя вызывает в штаб политрук?
— Откуда же мне знать? Я — рядовой краснофлотец, и если кто и вызывает, то, верно, для какой-нибудь взбучки.
— Темнишь, Нагорный. Ну да дело твое, — после этого Демидченко сделался строгим и добавил: — Получена радиограмма за подписью политрука Есюкова. Вы должны явиться в штаб дивизиона.
— Сейчас?
— Это дело ваше. Можете хоть сейчас.
Чтобы не дать повода для придирки, я принял стойку «смирно», приложил правую руку к бескозырке и по-военному ответил:
— Есть явиться в штаб дивизиона. Разрешите идти?
— Идите.
Я повернулся и ушел. Сборы были недолгими. Спускаясь вниз, я подумал: «Забегу хоть на минутку. Это же по пути». Маринка была в палисаднике и готовилась к очередным экзаменам.
— Здравствуй, Маринка.
— Здравствуйте.
Что случилось? Почему у нее такой строгий взгляд? Почему она ответила не «здравствуй», а «здравствуйте».
— Ясно, — сказал я.
— Что ясно?
— Ясно, что разобралась, — ответил я и подумал. — «Может быть», которое она тогда сказала, это еще не «да».
— Знаете что, Николай Васильевич, — уже и «Николай Васильевич». И откуда только узнала мое отчество? Я же ей, хорошо помню, этого не говорил. — Я презираю предателей.