— А что, пожалуй, Петро прав. Когда мы еще соберемся вместе? — поддержал Лученок.
Ребята уже обступили каменную глыбу и готовы были переместить ее на край площадки, как Танчук поднял руку и сказал:
— Стоп! Такой дорогой материал и выбрасывать? Да в Одессе ему цены не было бы. А вы хотите его выбрасывать. Посмотрите на нашу хату. В ней же нет целой стены. А что мы будем делать, когда придет зима и занесет нас снегом? Послушайте меня. Я говорю вам дело.
Всем сразу же стало ясно, что Танчук прав. Действительно, под рукой у нас имеется готовый строительный материал. Уложить друг на друга несколько таких каменных глыб на пороге каземата — и надежное укрытие готово.
— Лэв Яковыч, — сказал Музыченко. — Так я ж и кажу: давайтэ выкотымо оцю бандуру гэть — до нашойи хаты и будэмо потыхэньку класты стину.
— До чего ж ты хитрый хохол. Чтоб я пропал, если ты не хотел выбросить эту вещь вниз.
— Такый дорогый материал. Та ты знаеш, що в Одэси йому цины нэма?
Ребята вновь обступили брус и, пересыпая разговор шутками, покатили его к проходу каземата. Лученок забрал со своей рабочей площадки саперный инструмент и перенес его в общий склад.
— Отныне ручную работу прекращаем и переходим на более прогрессивный метод краснофлотца Танчука, — сказал Михась. Стряхнув с себя пыль, он подошел ко мне и добавил: — Молодцом оказался Лев Яковлевич. Слушай, давай я за тебя подежурю, а ты займись боевым листком.
— Через полтора часа ты так или иначе меня сменяешь. Подожди уже немного. Сменюсь и сразу же займусь боевым листком.
— Понимаешь, в чем дело. Недаром же говорят: дорога ложка к обеду. У ребят сейчас приподнятое настроение. Если выпустить еще и молнию, будет совсем что надо. Да и Лев Яковлевич почувствует, что не зря старался.
— Ты как сват уговариваешь. Ну будь по-твоему, — и передал ему наушники.
Я понимал, что боевой листок должен быть праздничным. Ведь это ж не просто хорошо выполненная работа, не просто хороший поступок комсомольца. Это — всплеск творческого энтузиазма. А значит, и показать его надо таким. Эх, настоящего бы художника для такого дела! Ну ничего. Постараемся и мы не ударить лицом в грязь. Первое, с чего я начал, взял немного красной туши и разбавил ее водой. Потом этот раствор вылил на лицевую сторону боевого листка и размазал по всей площади. А чтоб не было пятен и затеков, подвесил листок за верхние углы. Раствор краски весь стек, и на бумаге остался приятный розовый фон. Через две минуты листок был сухой. Но зато какой вид! Честно говоря, мне самому понравилась моя выдумка. После этого через весь лист я написал насыщенной красной тушью всего лишь два слова: «Молния! Танчук!» Эти два слова выделялись на розовом фоне настолько сильно, что они хорошо были видны с расстояния тридцати метров, а то и больше. Написать сам текст было нетрудно: коротко о трудовом подвиге краснофлотца Танчука, и все. А что тут расписывать, если все было на наших глазах? Я показал боевой листок Лученку.
— Ну ты молоток! — похвалил меня Михась.
— Какой я молоток? Вот Танчук — парень, что надо.
— Это само собой. Ну давай вывешивай.
Когда я прикреплял боевой листок на специальном щитке, возле меня уже стояли Сугако и Музыченко. Лев Яковлевич, будто его ничего не интересовало, прохаживался по брустверу.
— Левушка, подь сюда, — позвал Танчука Лефер.
— Что тебе надо?
— Подь сюды, говорят.