Тайны древних руин

22
18
20
22
24
26
28
30

— Михась, тебе я могу рассказать. Кстати, я рассчитываю и на твою помощь.

— Гавары. Змагу, абавязкова дапамажу.

Я рассказал Лученку о своей размолвке с Маринкой.

— Што, так и не сказала, у чым справа?

— Как же, жди, так тебе она и скажет. Знаешь, какая она гордая?

— Ништо, Микола. Не гаруй. Заутра усё высветлицца. Запытаю Лиду. А яна, я упэвнен, ведае што да чаго.

После обеда я решил навестить орлят. Собственно, не навестить, а только полюбоваться ими из своего укрытия. А полюбоваться есть чем. Орлята выросли и мало чем отличаются от своих родителей. У взрослых птиц голова буровато-охристая, словно покрытая загаром, клюв с налетом желтизны, будто пронизан лучами солнца. У молодых пернатых и голова и клюв черноватые. К этим царственно-величественным птицам совсем не подходит обидное прозвище «желторотые». Зорко смотрят по сторонам молодые орлы. Они теперь часто забираются на край своего огромного гнезда и по очереди тренируют мускулатуру широких крыльев. Тот, который ближе ко мне, взмахнул ими один, второй раз. Кажется, еще взмах, и орленок ринется в свою родную стихию. Но нет, еще не решается взлетать. Он, как авиатехник, проверяющий состояние машины. Заведет двигатель и потом постепенно переводит его на самые высокие режимы работы. Проверит, убедится, что все в порядке, и выключит. Сейчас орлята, кажется, решились на самые сложные элементы физической зарядки. Звуки от взмахов мощными крыльями отражаются от скалы и эхом уходят к взморью. Оттуда родители приносят им пищу. Маринка рассказывала, что орланы-белохвосты очень любят охотиться за рыбой. Парят над морем, высматривают добычу. Стоит какой-нибудь рыбине приблизиться к поверхности воды, как орел камнем устремляется вниз, подчерпывает жертву лапами и уносит ее в горы. Охотится орел и за водоплавающей птицей, сурками, зайцами. Со стороны гор показался старый орел. Он подлетел к гнезду, уселся на толстых сучьях и, удерживая крючковатыми когтями какого-то грызуна, скорее всего сурка, начал разрывать его тельце. Вспоров острым клювом брюшко зверька, хищник оторвал часть добычи и неторопливо протянул ее одному из птенцов. Следующая порция досталась другому орленку. Для подрастающих орлят этого, конечно, мало. Чтобы утолить их голод, к гнезду спешит со стороны моря орлица. Растут орлята. По всему видно, что они скоро, очень скоро станут на крыло, и тогда высоко в небе появится еще одна пара красивых птиц.

15

Расчистка траншеи шла теперь полным ходом.

В процессе освоения взрывного метода работы выяснилось, что лом и кирка помогают не только делать углубления для взрывчатки, но и сохранять форму слепков траншеи, готовых блоков для любых сооружений. У нас произошло даже разделение труда. В группе сигнальщиков Сугако и Музыченко поочередно выдалбливали поперечные и продольные краевые щели в породе — именно это помогало сохранять форму блоков. Танчук готовил взрывчатку, закладывал ее в углубление и производил взрыв. В группе радистов командир назначил было взрывником Звягинцева. Но из этого вышел один конфуз. Лев Яковлевич, как только узнал об этом распоряжении, достал из своей сумки удостоверение, положил его на стол в радиорубке и, не обращаясь ни к кому конкретно, спросил:

— Это что? Если вы думаете, что просто бумажка, то ошибаетесь. Чтоб получить это удостоверение, надо пройти специальные курсы. А ну, если что случится? Вопрос первый: «Кто взрывал?» — «Звягинцев». Вопрос второй: «Где удостоверение?» — «Нету». Вопрос третий: «Кто разрешил?» — «Командир». Вопросов больше нет. Все ясно. Ты этого хочешь, командир, да? Но тогда не говори, что Танчук оказался гадом и не предупредил тебя.

У Льва Яковлевича своеобразная манера доказывать свою правоту. Короткие вопросы и еще более лаконичные ответы на них. Вопросы следуют один за другим, и после того, как абсурдность позиции собеседника становится очевидной, следует заключительная фраза: вопросов больше нет и так, мол, все ясно. Демидченко не любит Танчука не столько за то, что тот позволяет себе возражать командиру, сколько за то, что Лев Яковлевич в своих вопросах и ответах обнажает ограниченность его. Если бы речь шла только о правоте, еще куда ни шло. Показать, что ты благосклонно относишься к одному человеку и неприязненно к другому, в этом иногда кроется весь смысл принимаемого решения. Но если тебе говорят, что дело не в пристрастии, а что ты просто дурак, тут шутки в сторону.

— Ишь ты, умник какой  выискался. Сам все хочешь. Боишься, а вдруг Семен переплюнет?

— Чудак человек, — незлобиво ответил Лев Яковлевич, — По мне, командуй, как хочешь. Но я, между прочим, о тебе же и беспокоюсь.

— Ладно, Семен, не унывай, — сказал Демидченко, словно разговор вел не с Танчуком, а со Звягинцевым.

Лев Яковлевич сохранил за собою единоличное право взрывника. Он легко справлялся с работой как на северном, так и на южном участках траншеи. Пройдена уже половина пути. Сегодня на северном конце траншеи подготовку для взрывов вел я. Собственно, теперь уже не на северном, а северо-восточном, так как с этого конца уже было очищено метров пятнадцать траншеи. Примерно  столько же прошли и сигнальщики.

Я не помню ни одного случая, чтобы во время подготовки к взрыву Лев Яковлевич не сделал бы мне какого-либо замечания. Вот и сейчас он подошел и наставительным тоном сказал:

— Ты, Нагорный, обижайся не обижайся, но я скажу тебе так: может, в другом каком деле ты и разбираешься, но в подрывном нет. Ну кто же так делает? Углубление для взрывчатки должно быть строго посредине. Иначе что выходит?

Танчук, отстранив меня, начал тщательно измерять расстояние от краев углубления до стенок траншеи.

— Сколько?