Поединок. Выпуск 4

Официант терпеливо переминался с ноги на ногу.

– Открывайте! – отважился Леспер–Медок. К нему возвращалась обычная беспечность…

Человека, который обласкал своим вниманием корреспондента «Ля пресс», звали Дьосдадо. В семье лавочника Сумарраги он был тринадцатым ребенком. И единственным долгожданным мальчиком. Потому так и нарекли родители младенца – Богоданный. Родители втайне надеялись также, что благочестивое имя обеспечит их отпрыску защиту и покровительство Всемилостивейшего Творца. Увы, смолоду от судьбы ему выпадали лишь шишки да синяки, а накопленных денег и доли наследства, доставшейся по смерти отца, хватило лишь на то, чтобы открыть магазинчик готового дамского платья «Парижанка». Дела пошли довольно неплохо. Да и торговать нарядами – одно наслаждение! Можно вдоволь пялиться на симпатичных сеньорит. Перекинуться с ними шуткой, а то и условиться о свидании. Кое с кем из своих клиенток – из тех, кто посговорчивее, – Дьосдадо стал появляться в кино, на футболе, в ночных клубах. Развлечения кончились, когда худышка Луисита, шмыгая покрасневшим носом, сообщила, что ждет от него ребенка. Пришлось повести её к венцу, хотя и не о такой супруге мечталось. А тут ещё новая напасть – в одну ночь сгорела «Парижанка». Почти весь товар был попорчен огнем и пожарными. Немногое, что уцелело, Дьосдадо продал с лотка. Купил по случаю подержанный «форд» – заделался таксистом. Но несчастья его продолжались: как–то, возвращаясь из последнего рейса, спьяну – вместе с машиной–кормилицей – он свалился с моста в реку. Чудом остался жив. Спасибо ещё, что жена перед этим надоумила застраховать старую колымагу. Премию по страховке и небольшие сбережения Дьосдадо долго держал в банке в неприкосновенности, перебиваясь случайными заработками, пока не приглянулась ему самоходная баржа. Решил: «Займусь речным извозом. Прибыльно. Привольно». Подлатал посудину, подкрасил и любовно вывел на носу крупными буквами – «Луисита». Вот тогда–то Луисита и выкинула номер: сбежала с бродячим цирком – изображать дамочку, которую фокусник под ахи и охи доверчивых зрителей распиливает на части. Погоревал Дьосдадо, да делать нечего! – отвез сынишку, восьмилетнего Каликсто, к сестрам в Сан–Лоренсо, продал хибару и переселился на баржу, которая без малого шесть лет служила ему плавучим домом. Так и бродяжничал вверх и вниз по Паране. Возил всё что придется: пшеницу и гранитные плиты для надгробий, мочевину и славное «винотинто» в бочках. На стоянках всё охотнее прикладывался к бутылке. Людей сторонился. Из–под лохматых бровей угрюмо и недоверчиво посверкивал желтыми – в прожилках – белками глаз. Зарос бородищей. Пообносился. Одичал. Однажды его наняли, чтобы доставить какие–то ящики в Санта–Фе. Сопровождали груз немногословные парни – больше слушали, чем говорили. А Дьосдадо вдруг разболтался, хватив горячительного. С лютой злобой клял всё и вся, кричал, что дай ему волю, он бы навел порядок в этой проклятой стране… Прошел месяц, и его разыскал один из тех немногословных парней. Притащил выпивку. А после того как Дьосдадо, накачавшись, опять распалился, оборвал его: «Не ори – словами ничего не докажешь. Действовать надо», – и предложил вступить в ряды «Антикоммунистического Альянса Аргентины». «Ты, Сумаррага, уже помог нам один раз, – добавил он. – В ящиках, переправленных тобой в Санта–Фе, было оружие. Тогда мы малость недоплатили тебе. На, возьми за риск! И впредь твои услуги будут оплачиваться вдвое против обычной цены за фрахт». Речник согласился, польстившись на лихие деньги, в которых пригрезился ему отблеск долгожданной улыбки судьбы. Так Дьосдадо Сумаррага стал членом организации правых ультра и постепенно уверовал: во всех его прошлых бедах виноваты коммунисты, студенты и прочие вольнодумцы. Причем настолько укрепился в этой мысли, настолько рьяно исполнял свои обязанности, что был примечен и отмечен. Один из вожаков ААА приблизил его к себе и дал высокооплачиваемое место не то адъютанта, не то телохранителя. Теперь к Богоданному потекли денежки с двух сторон – от шефа и от «Луиситы», которую водил теперь по Паране нанятый им шкипер. Дьосдадо приоделся, соскреб щетину, стал завсегдатаем дорогих кабаков и кабаре.

…Жак и Люси засиделись до самых сумерек, пока не прикончили бутылку «Мумма».

Дьосдадо тоже не торопился: много пил, вкусно ел, время от времени осоловело поглядывал на подгулявшую чету Леспер–Медоков. Когда те поднялись, собираясь наконец уходить, Сумаррага с ловкостью, неожиданной для его грузного тела, выскочил навстречу из–за столика, жадно припал к дамской ручке влажными губами и, щелкнув по–солдатски каблуками, отрекомендовался:

– Дьосдадо Сумаррага, судовладелец. – Ей: – Всегда к вашим услугам, мадам. – Ему: – Безмерно рад знакомству с великим писателем.

– Мы тоже рады, – зарделась от удовольствия Люси.

– Рады, рады, – поддакнул польщенный Жак. И предложил: – Давайте завалимся к нам, а?

В доме у журналиста, за кофе с ликером и сигарами, совсем уж размякший Дьосдадо огорошил Леспер–Медока неожиданным признанием:

– Полюбили, ах как полюбили мы вас. И знаете, за что? Ну, ну же! Подумайте, подумайте. Не догадываетесь? Тогда сам скажу. Откровенно. За статью в «Плейбое»! Ловко вы расписали грязные делишки красного сброда. Полезная статья. Своевременная. А то щелкоперы о нас все кричат: «Три А» да «Три А»! А мы что? Мы за порядок. Враги порядка и демократии – они, эти слюнявые студентишки–марксисты.

– Позвольте, – промямлил Жак. – Я, собственно, имел в виду…

– Знаю я, что вы имели в виду, приятель. Не маленький: в политике разбираюсь. – И переключаясь на млевшую рядом Люси: – Ваше здоровье, прелестница.

…Об этом случайном знакомстве Леспер–Медоков и вспомнил Фрэнк, думая, как помочь своему Панамскому другу выйти на руководство «ААА».

ГЛАВА VIII

Пока Фрэнсис О"Тул изучал собачьи клубы, капитан Прьето тоже не сидел сложа руки. Он занимался резервным вариантом, который был предусмотрен планом, одобренным начальником Хе–дос полковником Бартоломео Монтехо.

Исель осторожно навел справки о Доминго Овьедо, своём бывшем однокашнике по школе в Форт–Шермане. Выяснилось, что пехотный капитан Овьедо, коему прочили головокружительную карьеру, в пехоте уже не служит (как, впрочем, и в других родах войск) – его уволили в отставку из–за дебоша, учиненного в столичном доме свиданий для избранной публики.

Дальнейшие поиски привели панамского контрразведчика в приобретенный отставным капитаном подпольный кинотеатр, в котором круглосуточно прокручивались контрабандные порнографические ленты. Однако самого Доминго Овьедо в Байресе не было – он укатил на месяц то ли в Испанию, то ли в Италию.

Исель огорчился этой неудачей. Оставалось утешать себя тем, что этот вариант всё равно рассматривался руководством Хе–дос как резервный. Полковник Монтехо и капитан Прьето допускали: Овьедо мог быть осведомлен через общих знакомых – офицеров о нынешних взглядах своего бывшего однокурсника по военной школе. В этом, естественно, таилась определенная опасность для успешного осуществления аргентинской части операции «Дело о бананах». Огорчился Исель, но не в его характере было мириться с неудачами. Поразмыслив, панамец пришел к выводу, что нет худа без добра и что отсутствие Доминго Овьедо открывает перед ним неожиданные возможности

По просьбе Фрэнка корреспондент «Ля пресс» – хоть и с неохотой, да ведь старому другу не откажешь! – свел Иселя Прьето с Дьосдадо Сумаррагой. При встрече капитан Прьето (он явился при орденах и в форме, которую обычно не носил и взял в Буэнос–Айрес специально «для представительства») назвал себя другом Доминго Овьедо и, сославшись на острую необходимость увидеть кого–нибудь из руководства ААА, ну хотя бы Бласко Круса, попросил: «Устройте мне это». Сумаррага пообещал. И обещание свое выполнил.

На следующий день, около трех пополудни, как и договаривались, к парадному подъезду гостиницы «Эспланада» подкатил черный «крайслер». Из–за руля выскочил Дьосдадо, распахнул заднюю дверцу: