Предания о самураях

По пути они миновали чайный павильон, где удобно расположились с полдюжины молодых самураев, попивавших сакэ и обменивавшихся в более или менее грубой форме замечаниями по поводу плывущей мимо них толпы. При виде девушки с ее матерью один из них крикнул: «Идза! Какая удача! Какое вино без табо! А вот и на самом деле прелестная девчонка! Привет, старушка! Нам так одиноко без пикантной юбчонки. Твоя дочка могла бы нам услужить! Оставь ее, а сама ступай восвояси. Ей польстит общение с такими клиентами». В страхе они попятились. «С трепетом и почтением просим милостивого государя простить нас. Моя дочь еще слишком молода. Просим простить нашу грубость, но вынуждены отказать». Тот самурай стал приходить в ярость. «Что! Какая-то городская девка отказывается от приглашения составить нам компанию! Когда рыбка брезгует наживкой на крючке, следует использовать рыбацкую сеть. Давайте сразу поймаем эту девушку». Он бросился вперед. Его примеру последовали приятели. В ужасе Ханако с матерью бросились к ногам Сукэсигэ, оказавшегося поблизости. Он отправил Котаро по делу, а сам покидал территорию храма, чтобы отыскать Оникагэ и скакать домой. Он спросил: «Чего вы испугались? Какое зло вам здесь угрожает?» В какой-то момент сэнсэй Сотан уступил место Ханвану с его привычкой повелевать. Мать ответила ему так: «Мы никого не обижали отказом моей дочери обслуживать этих вот мужчин, пригрозивших куда-то ее увести, а меня убить. Прошу, милостивый государь, выслушать нашу жалобу и обеспечить нам защиту». Сукэсигэ выступил вперед: «Уважаемые господа, эти женщины просят защиты от вас. Долг самурая – такую защиту предоставить. Прошу принять извинения за грубость, с которой прозвучал отказ. Но ни одну женщину нельзя принуждать к обслуживанию мужчины. Подумайте, ведь такие действия недостойны представителя военной касты». Мужчины пришли в неописуемую ярость. «Кто он, этот субъект, чтобы вмешиваться в дела других людей? К тому же он здесь чужак, человек без местной поддержки. Со своими извинениями он лезет совсем некстати. Такую дерзость нельзя спускать. А девка теперь должна пострадать больше, чем если бы согласилась без всех этих оговорок. Убьем его! Убьем его! Убьем старую сводницу! Хватайте девчонку!» Они обступили Сукэсигэ со всех сторон, готовясь напасть на него. Наш рыцарь даже не стал вынимать свой меч, чтобы наказать этих пьяниц. К тому же кровопролитие на территории храма считалось серьезным делом, губительным для его собственного предприятия. Первый задира полетел прочь от крепкого пинка. Второго Сукэсигэ поймал за локоть и им поразил третьего самым жестким манером. Четвертый, приблизившийся слишком неосторожно, получил мощный удар кулаком между глаз и при свете дня увидел звезд больше, чем когда-либо до этого наблюдал ночью. Пятый замахнулся на Сукэсигэ мечом, рассчитывая зарубить его. Сукэсигэ увернулся от оружия, схватил пьяницу за талию и отшвырнул в сторону метров на десять. Шестой позорно ретировался. Остальные, побитые и страдающие от боли, поднялись с земли и последовали его примеру. Такого героя в Аохаке до сих пор никто не видел.

Знакомство Сукэсигэ с Ханако

Как только Сукэсигэ выслушал благодарности Ханако и ее матери, распростершихся перед ним, в ворота ворвалась большая группа мужчин. Возглавлял их мужчина лет пятидесяти или около того, с виду явно богатый простолюдин. Жена и дочь бросились на шею Мантё, пришедшему на помощь после того, как услышал сообщения о массовых беспорядках. Этот искренне благодарный держатель постоялого двора всячески старался услужить Сукэсигэ. «С робостью и трепетом прошу принять мое смиренное почтение. Произошедшее на территории храма недруги могут представить как серьезное нарушение порядка. Понятно, что эти субъекты так представят события своему господину, что тот потребует провести облаву. Тем не менее следует сообщить в матибугё (магистрат), и расследование пойдет в благоприятном для нас русле. Прошу на какое-то время воспользоваться гостеприимством вашего благодарного Мантё. Милостивый государь, располагайте домом Мантё как своим собственным. Милости прошу войти в него». Сукэсигэ ничего не хотелось, кроме как вернуться в Аямэ-но-сато и выслушать доклад Котаро, отправившегося в Таруи за информацией о ситуации в столице. Однако к словам этого мужчины стоило прислушаться. В том, чтобы скрыться на несколько часов, никакого вреда не было, особенно в свете каких-либо неблагоприятных последствий или открытия расследования по поводу этого конфликта. Без особой охоты он согласился составить компанию гостеприимному человеку. Лично ведя на поводу Оникагэ, чтобы больше не бросаться в глаза, а также потому, что это животное совершенно отказывалось проявлять терпимость к чужакам, он отправился на постоялый двор Мантё, расположенный совсем неподалеку. Сразу было видно, что Сукэсигэ попал в первоклассное заведение, а его владелец относится к людям весьма богатым. Высокого гостя проводили в комнату, выходившую окнами в сад с тыльной стороны дома. С одной стороны этот сад упирался в высокую стену, у которой росли вишни, стоявшие пока без листвы. Посередине находился традиционный пруд со склонившейся к воде ивой. Территорию сада украшали карликовые деревья, замысловатой формы каменные светильники, а также мощенные камнем узкие, извивающиеся между рукотворными холмами тропинки. На расположенном посередине пруда острове помещался алтарь для поклонения богине Инари, считавшийся главным местом среди женщин такого постоялого двора, как тот, что находился на содержании Мантё. Однако в предоставленных Сукэсигэ частных хоромах мало что напоминало о профиле данного заведения. Гостю с дороги принесли перекусить. Родители и дочь окружили Сукэсигэ самым теплым вниманием, проявляя при этом глубочайшую признательность. Ханако выполняла малейшее пожелание Сукэсигэ и во всем старалась ему угодить. Потом пришли сообщить о том, что ванна готова. Ханако лично проводила Сукэсигэ в ванную комнату, где от души его потерла, отскоблила и сполоснула. Когда девушка закончила свою работу в лохани, она вылезла наружу, чтобы подготовить белье для гостя. Как раз в этот переломный момент между Сукэсигэ и Тэрутэ произошел неожиданный разговор.

Пока Сукэсигэ шел в ванную комнату, его осенило по поводу основного рода деятельности пригласившего его человека. То есть он понял, что просторный постоялый двор Мантё представлял собой не просто дом для приема путников с бесплатным и добротным обслуживанием, характерным для городов того времени с почтовыми станциями. Как же могла Тэрутэ попасть в такое место? И как ее теперь вызволить из него? Мысль эта полностью владела им на протяжении устроенного после бани пира. Угощения подали самые изысканные: рыба всевозможного вида, омары из далеких морей, сохраненные живыми в соленой воде, сакэ, своим ароматом призывавшее к безмерному употреблению. Все желание Сукэсигэ отправиться в путь улетучилось. Он выглядел тактичным, но совсем беспечным постояльцем, зато все его мысли оста вались занятыми приближающейся беседой с женой. Он попросил Мантё, очень на то рассчитывавшего, продлить свое пребывание у него в гостях до утра. Теперь он решил воспользоваться благоприятным поворотом судьбы и выпавшим на его долю счастливым случаем. После угощения его проводили в садовую постройку, судя по висящей внутри ее табличке названную хагинома. Пока он полулежа задавал вопросы Ханако, а также отвечал на ее вопросы, обитателей дома потревожил какой-то необычный шум. Послышались испуганные голоса. Подумав, что его недавние враги могли за ним проследить, а также узнать место, где он остановился, Сукэсигэ поднялся и пошел на шум. Однако никаких самураев нигде не нашлось: просто разбушевался его верный Оникагэ. Как уже говорилось, конь проникся чистой симпатией к девушке, оказавшейся в недостойном ее положении. Животному не дано осознать необходимость использования чужого имени и сокрытия своего собственного, а также способности трезво оценить судьбу Тэрутэ и найти путь ее освобождения из нынешнего заточения. Сначала договорившись обо всем с хозяином, приютившим их, Сукэсигэ попросился на отдых. Этот отдых ему тут же представили. На эту ночь Мантё вынашивал свои планы, неизвестные Сукэсигэ; Ханако также строила особенные планы на нее, которыми не стала делиться с Сукэсигэ и своим отцом; О’Наги настолько запуталась в событиях, что ей требовалось время во всем разобраться: то ли избавиться от беспокойного гостя как можно быстрее, то ли прислушаться к намеку, брошенному ей со стороны Ханако и уже наполовину одобренному.

Наступила полночь, и на постоялом дворе все наконец-то вроде бы стихло. Тэрутэ тихонько поднялась со своей убогой лежанки. Где же располагались покои под названием хагинома? Внутренние меблированные комнаты она знала очень поверхностно, а расспрашивать о них не осмелилась. Бесшумно она двинулась по коридорам, пытаясь отыскать в одной из комнат своего господина. Понятно, что он сейчас не спит, чтобы как-то показать ей правильное направление к себе. Бродя по коридорам, она в конечном счете вышла в сад на задворках постоялого двора. У стены в конце стоял забор из хаги. Вот она и вышла на правильный путь. Девушка ступила в сад. Под треск амадо перед ней показалась тускло освещенная комната.

Настороженный Сукэсигэ услышал тихие шаги женщины, идущей по коридору. То могла быть только Тэрутэ. Подобрав свой хаори, он бросил его в андон, и его комната озарилась тусклым светом. Неслышным движением раздвинул сёдзи. Шаги стихли. Однако теперь они послышались со стороны сада. Сукэсигэ сдвинул панель амадо. В комнату пролился свет луны. Тут же из мрака коридора показалась фигура женщины. Взяв ее за руку, Сукэсигэ потянул женщину внутрь комнаты, а потом осторожно снял дзукин, скрывавший потупленный взор и бледное лицо Ханако. Он настолько разволновался, что стоял без движения, сжимая ее руку. Оба они не обратили внимания на тихий мучительный вздох, прозвучавший из тени сада. Сукэсигэ медленно сдвинул сёдзи вместе. «Дочь Мантё-доно! А где же Тэрутэ? Понятно, что ей здесь не место. Прошу вас, дева, уйти. Ваши родители очень расстроятся, если узнают о таком вашем поступке. Сотан не может принять такого подарка судьбы». Ханако промолвила: «Нет, сэнсэй, примите благодарность и почтительные извинения Ханако за вторжение в ваше жилище. Она зашла слишком далеко, чтобы пойти на попятную. Мантё самым искренним образом мечтает о сыне, достойном стать мужем его дочери. Прошу вас остаться в Аохаке и принять услуги моей скромной персоны; услуги, радостно предоставляемые тому, кто спас Ханако от беды». Заплакав, она опустилась на пол у его ног. Озадаченный и раздосадованный Сукэсигэ растерялся и не знал, что ему предпринять. А если вдруг придет Тэрутэ?!

В скором времени возникшая неловкость в некоторой степени разъяснилась. Снова распахнулись сёдзи. Разбуженный О’Наги в связи с тем, что его дочь ушла из своей комнаты, вошел Мантё с решительно-смиренным выражением на лице. Его сопровождала жена. «Идза! Сэнсэй Сотан, ваше отношение выглядит не совсем честным. Ханако – это вам не одна из работниц нашего постоялого двора, готовая услужить любому из постояльцев, даже сэнсэю-доно. Но раз уж это дело зашло настолько далеко, прошу завершить его венчанием. Ваш Мантё с большой радостью примет такого заслуженного человека в качестве своего муко. Жена, принеси чашки для сакэ. Давайте вином закрепим наше согласие на узы мужа и жены. Сэнсэй-доно не может отвергать уже свершившийся факт». Сукэсигэ настолько запутался, что не мог как следует разозлиться. Что ему делать? Попробуешь возражать – тут же вызовешь подозрения, придется себя назвать. Кроме того, надо было как-то выйти наружу, чтобы увидеться с Тэрутэ. Того, что она может войти в такой неподходящий момент, он не боялся. Любой находящийся поблизости человек понял бы сам, что вмешиваться в происходящее совсем не с руки. Амадо и сёдзи стояли открытыми, и комната просматривалась насквозь. Мантё с женой тщательно продумали свои действия. С жестом смирения он уселся перед Ханако. Как только он это сделал, снаружи послышалось шарканье множества ног и крик женщины. Сукэсигэ вскочил. Этот голос показался ему знакомым. Но тут вмешался Мантё. Ханако ухватила его за одежду. Мантё подошел к амадо, выглянул наружу, потом задвинул его. «Слуги увели какую-то женщину. Уверяю вас, никто не сопротивлялся. Выяснение обстоятельств отложим до завтра. А теперь вернемся к нашему текущему делу». Сукэсигэ снова сел, но неохотно. Принесли чашки с сакэ. Для крупного вельможи все это дело казалось мелочью: просто выбор новой наложницы. Сукэсигэ на самом деле к этой девушке относился очень по-доброму. К тому же в таком месте, как постоялый двор Мантё, подобные временные союзы считались делом вполне распространенным: легко заключались и так же легко расторгались на следующий день. В предприятии с участием двух сторон подразумевались два желания и могло быть два разных намерения. В данном случае цветущая незамужняя девица Ханако поступала на трудную службу своему господину.

Место свидания в саду Мантё

Уже давно стемнело, когда Мито-но Котаро вернулся из Таруи с важными для своего хозяина известиями. Как ни странно, его господин еще не вернулся к себе домой в Аямэга-сато. Сэнсэя никто не видел. Заранее договорившись о встрече со своим господином, тот отправился дальше по дороге на Аохаку и доехал до этого города, не встретив ни Сукэсигэ, ни Оникагэ. Потолкавшись там и сям, порасспросив людей, после полуночи, он отказался от продолжения поисков и направился домой. При этом он рассчитывал на то, что его хозяин уже там. Он как раз выехал из города, когда услышал крик женщины, донесшийся с рисовых полей. Луна все еще ярко светила. В ее свете можно было рассмотреть группу мужчин, идущих по до-баси (узкой до рожке) между полями. Плотно сбившись вместе, они явно кого-то тащили. Снова ясно прозвучал женский крик: «Арэ! Арэ! Помогите! Спасите!» Мито-но Котаро тут же ступил на тропу. В этом месте протекал ручей, через который был переброшен покрытый землей и дерном мост. На середине этого моста Котаро остановился, расставив руки в стороны. Когда те мужчины приблизились, они уставились на него с ненавистью и возмущением. Здоровяк, как видно их главарь, произнес: «Мова! Откуда взялся этот парень? Упал с неба птичьим пометом или выполз из земли, как крот? Ну-ка, подлый нахал, убирайся с пути. Ты загораживаешь нам проход. Тем самым ты избежишь наказания, так как мы слишком заняты делом». Котаро рассмеялся: «Доха! Что-то ты чересчур расхрабрился со своими дерзкими речами. А ваше дело мне вполне понятно. Вы – разбойники, похитившие женщину, чтобы ее продать. И дальше я вас не пущу. Проваливайте немедленно!» Услышав такие слова, разбойники несказанно возмутились и рассвирепели. Здоровяк приготовился к схватке, рассчитывая сбросить Котаро в ручей. Один из соучастников тронул его за руку, как будто не веря своим ушам. «Этот паренек пьяный, что ли? О чем он говорит?» Главарь банды ответил ему так: «Не время тут разбираться. Он требует освободить нашу женщину. При всем этом он выступил против нас в одиночку. Сбросим в ручей этого храброго простолюдина! В воде он и остынет от своего куража».

Опустив на землю свою добычу, они бросились на Котаро, впереди всех был здоровяк. Его массивное тело служило преградой для остальных разбойников. Поднырнув под него, Котаро схватил главаря разбойников за локти. Плавно поднял его над головой и взмахом тела здоровяка послал ближайших нападающих вправо и влево в рисовые поля вниз головой. В следующий момент этот вожак уже барахтался в воде и погружался в ее глубину под мостом. Нападения остальных разбойников Котаро дожидаться не стал. Ворвавшись в их ряды, он принялся разить противника руками и ногами. По собственному желанию или вопреки ему, они тоже в скором времени оказались по пояс в жидкой почве рисовых полей. Только одному из разбойников нанес преднамеренный удар буси; бил он так сильно, будто собирался вогнать его голову в плечи. Его соратники подняли и поставили его на ноги, причем он стал на пару дюймов короче. «Оя! Как же смешно смотреть на такого укороченного Томиэ! Как ты себя чувствуешь, приятель?» Томиэ уже не соображал, как себя чувствует и где сейчас находится. Оказался ли он на Фудзисане или Сюмисане,[57] в Оми или в Ёми? Он на самом деле ничего не соображал. Увидев, в каком тот находится состоянии, разбойники в страхе бросились на помощь своему вожаку. Вожак же изо всех сил пытался перебраться на противоположную сторону рисового поля, разбрызгивая во все стороны грязь и воду. Его сподвижники сразу сообразили и последовали его примеру, то есть отправились в том же направлении назад в Аохаку.

Котаро подошел к их жертве и наклонился над ней, чтобы развязать веревку, которой она была опутана. Как только он это сделал, их глаза встретились. «Ацу!» – воскликнул наш самурай. «Котаро-доно!» – откликнулась дева. Котаро поспешно принялся освобождать ее от пут. От удивления он восклицал: «Как же ваша светлость оказались в такой час и в Аохаке? По правде говоря, ками (боги) проявили свою доброту к Котаро, что поручили ему выполнение такого задания. Прошу принять мои услуги и смириться с праздным любопытством вашего Котаро. На пути из Таруи мы рассчитывали застать вашу светлость в Аямэ-га-сато. Сомнений не остается в том, что он давно уже вернулся». – «Не утруждай себя новыми поисками, – ответила Тэрутэ. – Он как раз находится в доме Мантё в Аохаке. Нам предстоит о многом поговорить, но все-таки стоит опасаться возвращения тех разбойников с подкреплением». Котаро думал точно так же. Нельзя было терять ни минуты. Поскольку Тэрутэ утратила способность ходить самостоятельно, Котаро посадил ее на плечи и поторопился в безопасное место, которое находилось в Аямэ-га-сато. Когда Тэрутэ поведала Котаро о своих злоключениях, тот сжал губы и шумно вдохнул воздух от удивления и глубокомысленных размышлений. Он сказал: «Сообщения из Таруи представляют очень большую важность. Братья Асукэ уверены в том, что им грозит нападение по распоряжению из Киото. Об этом необходимо сообщить его светлости. После событий нынешней ночи вашему Котаро нельзя приближаться к дому Мантё. Что же предпринять?» В конечном счете было принято решение о том, что Котаро должен отправиться в Аохаку на следующий день, подойти к дому Мантё как можно ближе и поискать возможности переговорить со своим господином. Постороннему человеку могла грозить беда, ведь Тэрутэ узнала Манкэи в здоровяке среди своих похитителей, один из которых получил серьезное увечье. К тому же выглядело маловероятным, что спасение Тэрутэ свяжут с ее господином Сукэсигэ. Итак, рано утром на следующий день Котаро отправился в город, оставив Тэрутэ в своем доме одну полноправной хозяйкой. Котаро вел себя как мужчина и самурай. Все, что он хотел, ему приносили или оно приходило само собой.

Таким образом, Тэрутэ осталась предоставленной самой себе. И вот какая мысль посетила ее: «Ах! На сегодня приходится день поминовения моей почтенной усопшей матери (тёдо сёцуки мэй). Надо бы вознести молитву. Вне всяких сомнений, где-то рядом должен находиться монастырь, где можно заказать службу». Но у нее отсутствовал мон; вся она, даже ее каждый волос, принадлежала своему господину. Вероятно, в ее нынешнем доме можно было отыскать деньги для подношения. Она осмотрела все углы и щели сверху донизу. Но и в пыли, толстым слоем покрывавшей обитель холостяка, не нашлось даже следа хотя бы одной монеты. Не встретилось ничего ценного. Сукэсигэ и Котаро владели только своими мечами и конями; больше ничто ценности для них не представляло. Как раз в этот момент с дороги донесся приближающийся звон колокольчика: дзинь, дзинь, дзинь. Тэрутэ выглянула наружу. Напротив нее проходил исключительно святой человек Сюгёся Комё Хэндзё Дзюбо Сэкай (окруженный сиянием паломник, равномерно освещаемый со всех десяти сторон этого мира). Тэрутэ отвесила поклон, когда голова в глубокой соломенной шляпе, как у гриба, повернулась к ней как будто в раздумье. «Прошу ваше преподобие войти в мой дом. Сегодня у нас поминальная трапеза в честь усопших. Снизойдите до молитвы ради их благополучия». Жрец поклонился. Тэрутэ принесла теплую воду для омовения его ног. Сначала он поставил на пол ои,[58] снял соломенные сандалии и обмыл ноги. Потом вошел в дом, и хозяйка проводила его в комнату, где стоял временный алтарь (Буцу-нома). Зажгли лампы; в скором времени задымились ароматические палочки. После этого жрец достал свой свиток. Позванивая в свой колокольчик, он начал монотонное чтение мессы по покойной: «Наму Амида Буцу! Наму Амида Буцу!» После службы Тэрутэ поклоном выразила свою благодарность. В ее глазах стояли слезы. «Милостивый государь, мне откровенно стыдно за то, что нечего предложить в качестве подношения, кроме горячей воды. Все дело в том, что хозяин в отъезде, а я осталась одна. За сердечную заботу об этих дорогих мне мощах прошу выслушать слова благодарности. Больше у меня ничего нет… кроме этого вот зеркала. Ни для кого оно никакой ценности не представляет, кроме меня. Но все равно прошу его принять». Из-за пазухи она вытащила небольшое зеркало «Восемь драконов» и передала его жрецу. Взяв его в руки, он внимательно оглядел его, с шумом всасывая воздух. С таким же пристальным вниманием он посмотрел на Тэрутэ. Лицо жреца под рыжими волосами было изрезано морщинами, но Тэрутэ разглядела доброту в его взгляде. Страха у нее не возникало. Она ощущала рядом с собой словно железную опору. Почему так? Она не знала. Жрец же повернулся к буцудану. Трепетно вынул каймё, принадлежавшее Сатакэ Ацумицу, то есть ее светлости жене. Небольшие свитки дрожали в его руках. Неспешно он положил их на место. Затем поднялся и прошел в дальний угол комнаты. Тэрутэ с удивлением проследила за ним. Распростершись и положив лоб на руки, Мито-но Косиро заговорил: «Длительные поиски завершились. Мы на самом деле нашли Тэрутэ-химэ, известную как наследницу дома Сатакэ. Мито-но Косиро должен представить отчет своему господину». – «Мито-но Косиро! – произнесла Тэрутэ. – С тобой на самом деле говорит Тэрутэ. Здесь находится Каннон, украшавшая шлем Синры Сабуро; здесь же находится свиток с родословной. Но как случилось, что Косиро-доно занимается поиском Тэрутэ?» Здесь Косиро сообщил о своем брате, служившем в качестве каро. «Косукэ принес извинение за самоубийство. Соизволит ли ее светлость выслушать объяснение случившегося? Все сполна заплатили за свои преступления. Головами Тоды и Фудзинами украсили паром на переправе у Муцууры. Тело обесчещенного Гэнтаро, обнаруженное в Юки, стало пищей для волков на склонах Асиосана. А сам он нашел ее светлость, чтобы до самой смерти служить ей в деле восстановления доброго имени дома Сатакэ». В этом повествовании о многолетних страданиях сверкали слезы девы и слуги. Встреча принесла обоим много радости.

Снаружи послышались голоса людей. Приняв их за путников, пришедших за картинками сэнсэя Сотана, Тэрутэ решила выйти к ним. Эти достаточно забавные мелкие монастырские подношения приобрели репутацию своего рода амулетов, защищающих от пожара, оберегов. Котаро рассказал Тэрутэ об их с господином образе жизни. Посетители не стали для нее каким-то сюрпризом. Косиро остался внутри дома, он слышал крики, голос Тэрутэ, звавшей на помощь. Снаружи он увидел ее, вырывающуюся из рук крупного парня. Мито-но Котаро беспомощно стоял рядом. Несколько якунинов наблюдало за происходящим с ухмылкой. Здоровяк бросил Котаро: «А вот тебе, вор, повезло в том, что не удалось предъявить обвинения в злодеяниях. Мы встречаемся уже второй раз. Меня зовут Манкэи, и я служу банто у Мантё. Эта женщина сбежала с нашего постоялого двора. А я возвращаю ее туда. Эх! Красавица, тебе предстоит серьезный разговор с хозяином. Тебя заставят служить по приговору самого матибугё». Котаро оставалось только заламывать руки от ярости по поводу такого оскорбления и от собственной беспомощности. Ни он, ни Тэрутэ не могли сказать ни слова по поводу предыдущего выкупа, заплаченного за Тэрутэ, без нанесения вреда своему господину. Зато в дело вмешался жрец. При виде молитвенных четок и колокольчика Манкэи с якунинами выразил положенное почтение. Жрец потребовал, чтобы те объяснили ему, что здесь происходит. Он сказал: «За эту женщину просят выкуп. Наш Будда требует от своих жрецов оказывать помощь попавшим в беду людям. Она отказывается от твоего общества. Ваш безрассудный жрец заплатит за деву положенный выкуп». Он отвел Манкэи в сторону. Для бедного жреца он располагал неплохими средствами, но для Манкэи этот факт не имел ни малейшего значения. Они шустро поторговались и заключили сделку. Манкэи сообразил, что к чему. Его хозяин получил на руки три сотни гуанов в виде выкупа со стороны сэнсэя. Жрец предложил гораздо больше. Как это ни странно, никто так строго и честно не отстаивает интересы своих наемных работников, как эти братья. Манкэи служил примером откровенного подлеца. Ударили по рукам. Якунины выступили в роли свидетелей. Бросив грозный взгляд на возмущенного Котаро, банто постоялого двора важно удалился восвояси в сопровождении своей свиты. Косиро с Котаро повели Тэрутэ внутрь дома.

Котаро искоса посматривал на незнакомца. «Помощь со стороны постороннего человека неоценима. Милостивый государь, примите смиренную благодарность Котаро, приносимую от имени ее светлости. Прошу тем не менее объяснить вашу щедрость. Вы же внесли весьма крупную сумму». Тэрутэ улыбалась сквозь слезы. Котаро при виде того, что дама и жрец прекрасно знают друг друга, очень удивился. С напускным достоинством и серьезностью жрец произнес: «Я заплатил большую сумму, но рассчитываю вернуть ее с лихвой в каком-нибудь другом виде. Однако, сударь и племянник, лучше поведайте мне, с какой стати этот негодяй посмел назвать Мито-но Котаро вором?» Тут он не выдержал и разразился довольным смехом. Изумленный Котаро выразил почтение своему начальнику. «Уму! Кто бы мог узнать Косиро-доно под такой личиной?! Вы появились здесь как нельзя кстати. А где же мой многоуважаемый отец?» Косиро поднял руку. Тэрутэ сочувственно коснулась рукава Котаро. Тот все понял. Какое-то время он стоял, прикрыв лицо ладонями. Потом учтиво промолвил: «Прошу вас, милостивый государь, рассказать вашему Котаро, как каро Сатакэ встретил свою смерть». Выслушав рассказ своего дяди, Котаро погрузился в размышления. «Я все доложу моему господину. Судьба Котаро лежит в русле его решения». Однако Тэрутэ решила возразить: «Огури-доно может испытывать одну только благодарность к Косукэ за его храбрый поступок. Он предельно убедительно объяснил причину оскорбления. Каро дома Сатакэ не сделал ничего такого, что могло бы вызвать порицание. Своей главной задачей жизни он считал честное служение сюзерену. Его господину было не на что жаловаться. Наоборот, он заслужил самой высокой оценки своих подвигов и крепости духа». Речь Тэрутэ лилась плавно, с достоинством, соответствующим ее положению. В благодарность за высокую оценку скончавшегося Косукэ Косиро и Мито-но Котаро отвесили поклон до земли.

Потом они откровенно обсудили сложившуюся ситуацию. Косукэ сказал так: «Для Котаро нет смысла приближаться к Аохаке. Ваш Косиро может разузнать о местонахождении Сукэсигэ-доно и передать ему весточку. Манкэи обязан оказать жрецу достойный прием. Даже если его узнают, нашего жреца никто не свяжет с самураем. Прошу вашу светлость подготовить письмо. Ваш Косиро доставит его по назначению». Тэрутэ села за письмо. С готовым свитком Косиро отправился выполнять свое задание. Тэрутэ могла дать ему совсем мало советов, что делать. Живя у Мантё, она занималась повседневными домашними заботами, поэтому хорошо знала только тропинку до озера и горы. Косиро тщательно обследовал подходы к нужному месту с фронтальной стороны. Он даже собирался войти за милостыней. Получив радушный прием, он убедился в том, что хотя бы в этой части строения пристанища Сукэсигэ не нашел. После суматохи последней ночи Тэрутэ смогла поведать ему кое-что о месте, где ее захватили разбойники. По всему было видно, что следить за ней начали еще внутри дома, так как похитители откровенно ворчали по поводу того, что им пришлось за ней поохотиться. Место нападения находилось в саду с прудом и деревьями, огороженном стеной с тыльными воротами. В скором времени после того, как ее вынесли через эти ворота, они подошли к полям. Тут к ней на выручку пришел Котаро. Косиро вышел через парадные ворота, чтобы поискать тыльный вход в сад. Его глаза вскоре наткнулись на стену с возвышающимися над ней кронами деревьев. Ни щели, ни трещины он в ней не нашел. Приставив свой конго к стене, он забрался на него и заглянул через забор внутрь огороженной территории. Ему крупно повезло. На рока стоял сам Сукэсигэ. Он выглядел грустным и удрученным, как человек, измотанный судьбой и войной. Сукэсигэ пребывал в великом недоумении. В доме Мантё, который он собирался покинуть, его держала неопределенность. Отъезд означал, что придется удалиться от Аямэ-но-сато. Он не мог себе позволить оставаться настолько близко к Аохаке. К тому же ему не хватало известий от Тэрутэ. Без них он не решался покидать Аямэ и поэтому задерживался в Аохаке при постоялом дворе Мантё. Пока он так размышлял, к его ноге прилетел камень, завернутый в бумагу. Он подобрал послание и поднял голову. За стеной мгновенно скрылся человек, а Сукэсигэ услышал звук шагов приближающихся людей. С первого же взгляда он узнал почерк Тэрутэ и поторопился сунуть свиток под одежду на груди, но Ханако все равно его заметила. Она попросила показать ей свиток. Сукэсигэ ответил отказом. А заметив ее недовольство, объяснил, что спрятал от нее незаконченное стихотворение. Он сказал ей так: «Только тщеславный автор, и никто другой, посмеет показать такую писанину. Сначала надо как следует отточить и отшлифовать рифму, чтобы она сияла как зеркало. Прошу проявить терпение и позволить Сотану остаться сэнсэем, а не превращаться в стихотворца. Вы сможете составить свое мнение, когда форма стиха будет доведена до совершенства». Она немного опасалась его, и внимание, обещавшее ласку, ее устроило. Как только его снова оставили наедине с самим собой, Сукэсигэ жадно пробежал глазами содержание свитка. Тэрутэ не только обладала красивым почерком, но и отличалась способностью излагать в эпистолярном стиле наиболее важную информацию. Сукэсигэ полюбовался ее почерком, а потом уяснил содержание послания. Ему следует без промедления расстаться с Мантё и Аямэ. Ситуация в Мияко подходила к поворотной точке. Он не мог пренебрегать интересами своих двоюродных братьев, хотя сёгун имел свои собственные счеты с кланом Асукэ. За Оникагэ никто не присматривал, просто не смел этого делать, и он оставался предоставленным самому себе. На сонные возражения Ханако, когда он покидал ее в постели, Сукэсигэ сказал, что услышал беспокойную возню в стойле своего коня. Довольная таким ответом, она снова уснула еще до того, как он вышел из спальни. В скором времени Оникагэ вывели наружу. Распахнув парадные ворота, Сукэсигэ вскочил на коня и галопом помчался прочь в сторону Аямэ.

Нежной была встреча мужа с женой. Когда Тэрутэ рассказала о своих злоключениях с Фудзинами, о ее судьбе, сёгун Огури с шумом втянул воздух. «Моя мать преднамеренно продала тебя этому мерзавцу Гэнтаро? Вот уж на самом деле порочная женщина! Своими сплетнями она навлекла великий гнев отца на Сукэсигэ. Когда пал дворец, все подумали, будто она погибла. Ни Сукэсигэ, никто из его рото не слышали о ее бегстве. Бог наказал эту злобную женщину. Для самого же Сукэсигэ в ходе выполнения скучного задания всплыла важная проблема. В Сирохате дзиндзя из Аохаки прославились своими подвигами в вознаграждении молящихся. Ради того чтобы проверить их добросердечие, вымолить удачу на войне и в отношениях с женой, перед посещением монастыря Кокудзо Босацу твой Сукэсигэ составил собственную петицию. Вслед за этим познакомился с дочерью Мантё. Славным богом пренебрегать нельзя. Благодарность не заставит себя ждать. Решение будет таким: Аямэно-сато придется покинуть. На заре Сукэсигэ и Тэрутэ будут ждать прихода нашего бога. Косиро и Котаро займутся подготовкой к отъезду: один из них отправится в Оцу с распоряжением для самураев собраться во дворце Яхаги, другой – в Футю с точно таким же распоряжением. К сожалению, наказание Мантё придется отложить на потом. По правде говоря, этот малый повел себя самым подлым образом. Более того, получив выкуп за Тэрутэ, он приказал похитить ее повторно и снова потребовал заплатить за нее деньги. День воздаяния ему по заслугам еще придет. Нам же предстоит заняться делами поважнее».

На следующий день Сукэсигэ вместе с Тэрутэ отправились в монастырь. При всех благих намерениях это паломничество прошло в спешке. Ханако сразу поняла, что сэнсэй Сотан сбежал. Естественно, девушка связала этот поступок с другой женщиной. А когда Манкэи сообщил о том, что Кохаги жила с самураем в Аямэ, и некий слуга доложил, что видел Сотана и Кохаги в дзиндзя (у алтаря), она тут же пришла к такому вот умозаключению: искать Кохаги надо там, где находится сэнсэй Сотан. Взяв с собой мать и Манкэи, не поставив в известность Мантё, она отправилась в Аямэ-гасато. Обнаружить ее пропавшего господина особого труда не составило. Сукэсигэ равнодушно взглянул на парочку, простершуюся в приветствии. За эти дни свежесть красоты Ханако для него поблекла. Тэрутэ, со всей терпимостью, которую женщина может проявить в такого рода случаях, не стала осложнять семейные отношения из-за девушки. Ханако смотрела на нее с ненавистью и возмущением. Сукэсигэ выслушал ее мольбы, а ответ ей дал Косиро. На время он снял одежды жреца и снова предстал самураем. Глядя на него, Манкэи не верил своим глазам и чувствовал страх. Косиро обратился к матери Ханако: «Милостивая государыня, все это дело совсем не так просто, как кажется на первый взгляд. Прошу набраться терпения и подождать его объяснения. Вас с дочерью оно должно устроить. Но судить обо всем вам». Котаро улыбнулся, услышав такое запутанное высказывание. Тэрутэ не смогла удержаться от сострадания. В конечном счете эти посторонние люди попали в жернова большой политики и страдали не по своей воле. Сукэсигэ сохранял монументальное спокойствие Сфинкса. Косиро продолжил свою речь: «Лучше всего вам вернуться домой. Забудьте об этом происшествии. Ваша достойнейшая дочь еще очень молода. К сожалению, сэнсэй Сотан вынужден произнести ритуальную фразу развода». При этих словах Ханако издала вопль отчаяния. Ее мать в ярости вскочила: «Ханако, не стоит унижаться. У этого мужчины вместо сердца камень, раз он так жестоко обошелся с тобой и отдал предпочтение этой служилой девке. Больше ничего от него не добьешься». Ханако бросилась было с мольбами в ноги к Сукэсигэ, но мать с Манкэи оттащили ее прочь. Последний вернулся, чтобы сказать Котаро: «Манкэи и этот яро (невоспитанный человек) встречались уже дважды. Драться на узком мосту – одно дело; а в широком поле – другое. В третий раз Манкэи поступит иначе». Разозленный Котаро вскочил. Через мгновение Манкэи медленно и с трудом приходил в себя на противоположной стороне дороги. Скуля от боли, прижимая руками сломанное ребро, он поковылял прочь, чтобы сообщить о случившемся своему хозяину, уверенный в необходимости сделать это до прибытия в Аямэ-га-сато.

После того как Манкэи удалился, Сукэсигэ напомнил о своем распоряжении: «Время не терпит. Косиро и Котаро должны отправиться со своими заданиями темной ночью. Ваш Сукэсигэ с Тэрутэ выйдет с зарей. Путешествующие вместе мужчина и женщина подозрений не вызовут. Яхаги находится не так далеко, чтобы не достичь его до наступления темноты. Оникагэ вполне может доставить двойную тяжесть на расстояние 20 ри (80 километров). Надо посоветоваться с братьями Асукэ». Подготовку в путь заканчивали в спешке. С наступлением темноты Косиро и Котаро, подобающим образом попрощавшись со своим господином и его женой, отправились на запад и север. Оникагэ уже под седлом привязали возле дома. Сукэсигэ с Тэрутэ пошли несколько часов отдохнуть перед дорогой. Неожиданно Сукэсигэ сел на постели. Как гласит старая японская пословица: «Спящий самурай проснулся от стука удила». Он разбудил Тэрутэ: «Надо собираться без промедления. По дороге приближается группа всадников». Все, что можно было сдвинуть, он собрал в своего рода баррикаду. Сукэсигэ посрывал все поддавшиеся ему легкие деревянные двери. Погасили андон. Тут послышался стук в амадо. Громкие голоса требовали от них сдаваться. Сломанные доски после сокрушительного удара полетели внутрь.

Оставив Тэрутэ за баррикадой, Сукэсигэ выступил вперед. «Ория! Что вы себе позволяете, милостивые государи, так вот врываясь среди ночи, следовательно…» – «Молчать! – прозвучал бесцеремонный приказ. – Представься, чтобы мы могли тебя связать. Это – конвой дайгуана (пристава сёгуна) Хикавы Дзинроку, прибывший взять под стражу Огури-доно и его жену Тэрутэ. О вашем присутствии здесь известно Мияко. Владелец постоялого двора по имени Мантё дал полное описание вас обоих. Ни о чем таком не подозревая, он предоставил приют женщине, а ее господин его обманул. Немедленно сдавайтесь и постарайтесь не доставлять нам лишнего беспокойства». На такое бесцеремонное предложение Сукэсигэ ответил так: «Ложь владельца постоялого двора в данном случае видна невооруженным глазом. С этой девушкой обращались неподобающим образом и за нее передали выкуп в присутствии многочисленных свидетелей. А вашего Сотана все знают». – «Словами делу не поможешь. Сдавайтесь, иначе вам крепко достанется. Стража, вперед, схватите их!» По приказу Дзинроку полдюжины человек бросили в рока. Сукэсигэ без особого труда быстро прогнал их с помощью своего меча. На земле остались лежать головы и члены, отделенные от тел бывших их владельцев. Стоны раненых и крики не оставивших своих намерений стражников нарушили тишину ночи. Нарастал шум собирающейся толпы зевак. Дзинроку выкрикивал приказы: «Доставайте луки и стреляйте! Этот человек прославился своей силой и умелым владением мечом. Его голова, представленная Мияко, послужит доказательством вашего добросовестного служения ему. Поразите стрелами обоих: и мужчину и женщину». Похоже, судьба Сукэсигэ и Тэрутэ определилась. Подхватив сломанный амадо, Сукэсигэ решил с этим слабым щитом броситься на врага. В этот момент из-за дома к месту сражения подоспела помощь. При появлении Сукэсигэ его верный Оникагэ легко разорвал привязь и поспешил к хозяину. Лягаясь, кусаясь и тараня, он ломал и разбрасывал тела лучников. Мгновенно Сукэсигэ оказался в седле своего скакуна. Подбежала Тэрутэ, и Сукэсигэ посадил ее на коня позади себя. Сгорая от ярости и огорчения, Хикава Дзинроку схватился за одежду Сукэсигэ. Описав дугу, сверкающий меч опустился на него. Разрубленное пополам тело Дзинроку откатилось по обе стороны дороги. Подстегнутый голосом всадника и уздечкой, Оникагэ рванул сквозь толпу якунинов. Несколько выпущенных в темноту стрел пролетело в сторону Яхаги, Великого океана, в пустоту. Цокот копыт стал стихать. Ругаясь, стражники подобрали своих раненых товарищей, убитого командира и отправились в Аохаку. Остальных оставили на месте до рассвета. Аямэ-га-сато снова погрузилась в деревенскую тишину.

Получив такое известие, Мантё оставалось только скрипеть зубами от обиды и ужаса. Раскрытие личности его служанки и сэнсэя Сотана повергло его в животный страх. Больше всего этому ничтожному владельцу постоялого двора хотелось бы увидеть шкатулку с головой Сукэсигэ. Как жабе перед серпом, ему оставалось только ждать мести знаменитого рото Огури, неизбежной из-за предательства своего господина и оскорбления ее светлости. Каждый случайный путник, каждый совершающий паломничество жрец вызывал в нем холодящее кровь подозрение. Тем временем пришла новая беда. Он мог возлагать слабую надежду на сомнительную связь Ханако с Сукэсигэ, потому всячески охранял и лелеял свою девочку, рассчитывая на какие-либо благоприятные последствия такой связи. Но однажды ночью степень его несчастья достигла предела. Утром Ханако пропала. Вскоре ее тело всплыло со дна глубокого озера Кагами-икэ, и судьба несчастной прояснилась. Лишившись рассудка от горя, когда ее бросил Сукэсигэ, ночью она покинула дом, чтобы, покончив с собой, освободиться от душевных мук. Милосердной руки не протянул ей ни человек, ни божество; и так завершилась жизнь совсем молодой несчастной девушки.