Самые большие надежды возлагались на Станке Димитрова, который в начале апреля тем же путем, через Вену, отправился на родину. В Болгарии нам предстояло работать под руководством Станке.
Я пересек границу в купе первого класса экспресса «Ориент», который двигался по маршруту Гамбург — Берлин — Вена — Белград — София — Стамбул. Таможенные и пограничные проверки прошли нормально — паспорт у меня был надежный, багаж не представлял для властей никакого интереса. В паспорте значилось, что я серб, в графе о роде занятий стояло: «Торговец».
От Драгомана до Софии экспресс шел без остановки. На перроне софийского вокзала было многолюдно. Лоточники, носильщики, извозчики назойливо предлагали свои услуги. Вероятно, в толпе сновали и тайные агенты.
Носильщик мне был не нужен, но извозчика я решил взять. Старый, мрачного вида извозчик нахлестывал кнутом, тощую клячу и вез меня по бульвару Марии-Луизы (ныне Георгия Димитрова). Я заговорил с ним, не побоявшись, что он может оказаться агентом властей. Извозчики-агенты обычно имели здоровых, откормленных лошадей, и сами они были молодые, болтливые, раздражающе любопытные люди.
— Как дела, приятель? Я вот был в Европе по торговым делам, не читал наших газет… Что слышно, бандиты в горах все еще бесчинствуют?
Извозчик смерил меня долгим взглядом, помолчал, дожевал усы, потом сказал:
— Не знаю, кого ты называешь бандитами, господин, но бандиты есть, бесчинствуют…
— Коммунистов, разумеется! Они творят насилия… Стреляют на улицах…
Старик не спешил с ответом.
— Стреляют, правду говорить, господин… Но больше стреляют в них… Вот давеча застрелили одного около Владайской реки. Убийцу арестовали, отвели его в участок через одни ворота, а потом выпустили через другие…
Я молчал. Старик стал мне симпатичен, и мне хотелось задавать ему еще вопросы: ему — человеку честному, бедняку, — нечего было терять, он мог говорить что думает, мог позволить себе поставить на место преуспевающего выскочку, каким я казался ему. Я удовлетворил свое любопытство. Мне хотелось только выяснить, не произошло ли каких новых событий с того момента, когда я покинул Москву. Ничего нового. Все «нормально», то есть события неумолимо продолжают развиваться тем же чередом…
Мы проезжали мимо здания бывшего клуба нашей партии. У меня защемило сердце. После сентября двадцать третьего года враги превратили наш дом-святыню в дирекцию полиции. Оттуда исходили приказы об истреблении коммунистов и всех прогрессивно настроенных людей; там истязали и убивали. Здание, совсем недавно излучавшее свет благородных идей, превратилось в цитадель фашистского мракобесия…
— Приехали, приятель, — сказал я, когда мы миновали Львиный мост и поравнялись с гостиницей на углу.
Я протянул извозчику банкноту и попытался перехватить его взгляд. Тот посмотрел на деньги и хотел вернуть сдачу.
— Не надо, — остановил я его, небрежно махнув рукой. — Будь здоров…
Извозчик проводил меня грустным взглядом и, не сказав ни слова в ответ на мое пожелание, поехал…
Я не сердился на него. Наоборот, неподкупное поведение старика наполнило сердце теплотой. «Можно расстреливать народ, — повторял я пришедшие на ум слова, — но победить его невозможно…»
Было 14 апреля 1925 года.
Я еще не успел установить связи с товарищами, чьи адреса получил в Москве и Вене. София была напугана повседневными, перестрелками и кровавыми расправами на улицах. Большинство деятелей партии жило нелегально или полулегально, и разыскать их оказалось невероятно трудно. Моя задача еще больше осложнилась после взрыва в церкви святой Недели.
В тот день, 16 апреля, незадолго до обеда, когда отпевали убитого генерала Георгиева — военного коменданта Софии, вдруг с треском обрушился купол церкви. Это была последняя авантюристическая операция Военного центра.
ebooksa