Бойцы тихого фронта

22
18
20
22
24
26
28
30
11 марта 1925 года, Сунь Ятсен».

Пророческие слова великого народного вождя. Действительно, через четверть века после его смерти Китайская революция победила, опираясь на всестороннюю братскую помощь могучего Советского Союза. Однако бессмертные заветы Сунь Ятсена были забыты китайскими руководителями из группы Мао Цзэдуна, грубо растоптавшими священные традиции советско-китайской дружбы, клеветавшими на родину Ленина, на страну, которую Сунь Ятсен назвал «великой надеждой» не только Китая, но и всех угнетенных империализмом народов.

Китайская революция причалила к надежному берегу только благодаря боевому братству с Советским Союзом.

3. В ДАЛЬНИЙ ПУТЬ. ТРАНССИБИРСКАЯ ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА

Транссибирская железная дорога, пересекающая Советский Союз от Москвы до Владивостока на Тихом океане, с давних пор занимала мое воображение. Благодаря гигантской протяженности примерно в десять тысяч километров и тому, что она пересекает труднопроходимые и малонаселенные районы — горы, огромные сибирские равнины, тайгу, — Транссибирская железная дорога представляет собой одно из замечательных творений русского инженерного гения. И вот случай предоставлял мне возможность проехать на ней из конца в конец.

Конец января 1926 года.

На восток выехало несколько человек из группы, которая ехала по заданию Четвертого управления. В Китае нас должны были включить в миссию Блюхера как советников по вопросам военной разведки: революционная армия Сунь Ятсена на ряде фронтов терпела поражения между прочим и потому, что разведка — этот в большинстве случаев решающий фактор военно-политической операции — полностью игнорировалась… Разумеется, Берзин предупредил нас, что в Китай мы едем прежде всего как коммунисты-революционеры, что мы должны быть готовы отозваться на любой призыв гоминьдана и коммунистической партии защищать Китайскую революцию…

Отправились мы из Москвы в снежную зимнюю ночь. На вокзале нас никто не провожал, хотя на сей раз мы ехали официально с паспортами, где значились наши подлинные имена: Берзин считал, что не следует поднимать лишнюю шумиху. Логично было предположить, что западные центры разведки весьма активно интересуются не только составом, но и числом советских военно-политических советников, вызванных для оказания помощи Сунь Ятсену.

Вещи мы собирали и упаковывали с величайшей осторожностью: поклажа не должна быть объемистой (в Китае нам следовало обладать способностью к быстрому передвижению), но нам хотелось взять необходимые вещи, одежду, фотоаппарат, кое-какие книги.

Галина ревниво следила за тем, чтобы в чемоданы не попала ни одна ненужная вещь, но в них нашлось место для ее любимых книг. Сумеет ли эта женщина с нежной, чувствительной душой, поклонница театра, музыки и литературы, справиться с суровыми требованиями воинского долга?

Впрочем, пора вкратце познакомить читателя с Галиной, моей женой, которая со дня отъезда в Китай стала и товарищем по работе. Ей предстояло вынести на своих хрупких плечах тяжелую ответственную миссию военного разведчика. Она ехала на Дальний Восток шифровальщицей, а впоследствии в Европе по совместительству исполняла обязанности шифровальщицы и радистки.

Я познакомился с нею за три года до этого. Разумеется, это произошло случайно, большинство наших счастливых встреч в жизни — дело случая. Все благоприятствовало этому: и моя молодость, и начало весны в Серебряном Бору под Москвой, куда меня послали на двухнедельный отдых, и чудесная обстановка и уют дач — недавней собственности крупных сановников, где теперь отдыхали старые большевики и рабочие московских заводов.

Познакомился я с ней на праздничном вечере у одной старой большевички, Нины Петровны, которая с неистощимым интересом слушала мои рассказы о Болгарии. Нас представили друг другу, я очутился в дружеской компании, окруженный вниманием и доброжелательностью.

Галина Лебедева (так она назвала себя) сидела рядом со своей приятельницей. Когда я начал рассказывать о Болгарии, она безмолвно слушала, пристально глядя на меня большими карими глазами. Ни о чем не спросила, не сделала ни одного замечания, ничем не обнаружила своего присутствия. Голову ее оттягивали тяжелые длинные косы.

Когда в следующую субботу наша компания снова собралась у пылающего камина, я понял, что никто другой из присутствующих меня не интересует: Галине Лебедевой адресовались и мои слова, и взгляды и трепет моего существа. То ли она умела слушать, то ли любовь делала меня красноречивым, не знаю, но те вечера в Подмосковье остались одним из самых прекрасных периодов моей жизни. Я думал тогда, что ничего мне больше не нужно для настоящего счастья, что карие глаза Галины, ее тонкое лицо, тяжелые русые косы могут заменить мне весь мир. Она хорошо пела — ее мягкий альт наполнял ночь красотой и поэзией… Чудесные вечера в Подмосковье подарили мне законную долю простого и великого человеческого счастья, называемого любовью…

И вот теперь, спустя три года после нашей встречи в Подмосковье, Галина Лебедева ехала со мной в Китай. Как же так получилось, что она — дочь царского генерала, скончавшегося за несколько лет до революции, воспитанница знаменитого петербургского Института благородных девиц, поклонница изящных искусств, дала согласие включиться в рискованную и опасную работу военного разведчика? Она была членом партии, а до революции сочувствовала революционному движению. Но тогда мне казалось — да и теперь кажется, — что главной причиной был я: что она готова была поехать в любое место и взять на себя любое задание, лишь бы быть вместе со мной; что она готова отказаться от своего призвания — сцены, от развития своего музыкального дарования, лишь бы быть со мной… Я не задумывался над тем, насколько я прав. Возможно, это была всего-навсего прекрасная иллюзия, питавшая мое мужское самолюбие. Сама Галина с ее тонкой славянской душой и способностью понимать состояние мужа никогда не пыталась разрушить мою иллюзию, за что я ей особенно благодарен. Разумеется, тогда мы были еще очень молоды, нам предстояло пройти через многие испытания, открыть для себя много истин — жизнь необъятна, и чем больше плывешь в ее океане, тем яснее понимаешь ничтожность человеческого тщеславия. Но человек всегда остается человеком. Как это важно знать, что жена, которую ты любишь, шагает с тобой в ногу не только по велению долга, но и по зову сердца…

Вместо того чтобы уснуть после перегруженного важными делами и тысячами мелочей дня, Галина уселась у небольшого столика, зажгла настольную лампу и принялась за чтение.

Я не подал вида, что проснулся. Какая-то новая, особенная атмосфера воцарилась в купе поезда, и мне показалось, что все рассеется, как сон, если я промолвлю хоть слово. Углубившись в книгу, слегка наклонив голову к плечу, Галина сидела в спокойной позе как будто у себя дома, на Цветном бульваре (она так хорошо умеет повсюду создавать уют). Много ночей, проснувшись, я наблюдал, как она, склонившись над книгой, погружалась в волшебный мир искусства и по-настоящему жила в нем. Но чем вызвана замеченная мной перемена? Да, с ней произошла перемена. Я улыбался, но мне было грустно: Галина сейчас выглядела по-иному, чем дня два тому назад, когда она вернулась из парикмахерской, после того как отрезала свои чудесные русые косы. Этого требовала новая работа, особые условия в Китае. В первое мгновение я изумился. «Галя, что ты наделала!» — вскрикнул я. Мне показалось, что она посягнула на нечто бесконечно дорогое, которое я считал своей собственностью. «Разве такая я тебе не нравлюсь?» — она закружилась, встряхнула копной остриженных по европейской моде волос. «Если ты хоть что-нибудь смыслишь в моде, как полагается каждому современному мужчине, ты должен поздравить меня!» И рассмеялась. Но смех ее звучал невесело, хотя она старалась внушить и мне, и себе самой, что, по существу, ничего особенного не произошло… Мне казалось, она сама сознавала, что во всем этом была какая-то символика. Что, вместе с отрезанными косами, канули в прошлое детство, молодость, безмятежные годы на родине, что с этого дня перед ней простираются далекие, неведомые, рискованные пути военного разведчика. Что впредь каждый ее шаг, каждая мысль и жест будут подчиняться суровым военным требованиям; что у нее не будет постоянного угла, который можно назвать своим домом; что, ложась спать, она не будет знать, удастся ли ей спокойно провести ночь, не будет уверена, что человеку, с которым она соединила свою жизнь, не придется уехать куда-нибудь по требованию сурового долга; не будет знать, увидится ли она с ним когда-нибудь.

Галина оторвалась от книги и стала смотреть в окно вагона. Железные колеса мерно постукивали, поезд летел через снежную пустыню все дальше и дальше на восток. О чем она думала? Может, в этот тихий полуночный час в душу ее закралось сомнение? Все может быть. Разве и я не сомневался столько раз в своих силах и в силах других людей, зависевших от меня, разве не боялся, что у меня не хватит сил до конца честно выполнить свой долг?..

С тех пор прошло много лет, и теперь можно сказать, что зря я тогда боялся за Галину. Она шла по тяжелым дорогам, по которым ее вел воинский долг, уверенной поступью. Она была моим верным шифровальщиком и радистом, незаменимым советчиком, надежным другом.

Транссибирская железная дорога пересекает границы двух континентов. Мы доехали до Читы, а дальше поезд понес нас по маршруту Харбин — Пекин — Шанхай — Кантон знаменитой КВЖД. Мы ехали более девяти суток. Поезд останавливался только на крупных станциях, чтобы пополнить запасы воды и топлива и дать пассажирам возможность размяться на перроне и перекусить в станционных буфетах.