– Ты еще куда ни шло, а барышня?..
– Это моя сестра, – сообщил Строгов, смекнув, что благоразумнее называть Надю так.
– Сестра так сестра, а только, батенька, ты уж мне поверь: до Иркутска ей нипочем не дойти!
– Друг, – отвечал Михаил, подойдя ближе, – татары меня обчистили, не оставили ни копейки, мне нечем тебе заплатить. Но если бы ты согласился подвезти мою сестрицу, я мог бы за твоей повозкой пешком идти, если надо, и бежать. Я ни на один час тебя не задержу…
– Брат! – воскликнула Надя, – я не хочу!.. Не хочу! Сударь, мой брат слепой!
– Слепой? – дрогнувшим голосом переспросил парень.
– Татары выжгли ему глаза! – отвечала Надя, протягивая к нему руки, будто умоляла о жалости.
– Глаза выжгли? Ох, батенька, вот уж беда так беда! Ну, а я еду в Красноярск. Так почему бы тебе с сестрицей не сесть в мою кибитку? Если малость потеснимся, можно поместиться и втроем. К тому же мой пес не откажется пробежаться пешком.
– Как звать тебя, друг? – спросил Михаил.
– Николаем. Я Николай Пигасов.
– Этого имени я теперь век не забуду, – отвечал Строгов.
– Давай же, усаживайся, батенька, слепенький ты мой бедолага. Сзади садись, сестрица твоя пусть сядет рядом, а я спереди, мне ж править надо. Вам мягко будет, как в гнездышке: там славная груда березовых веток и ячменной соломы. Ну-ка, уступи нам место, Серко!
Пес охотно выпрыгнул на обочину дороги, не заставив себя упрашивать. Это была собака сибирской породы, средних размеров, серая, большеголовая, с приветливой мордой, похоже, очень привязанная к своему хозяину.
Строгов и Надя мигом устроились в коляске. Михаил протянул руки, словно хотел коснуться Николая Пигасова. Тот сразу понял его жест:
– Ты хочешь пожать мне руку! Вот они, обе разом, пожимай, батенька, сколько угодно!
Кибитка тронулась. Лошадь, которую Николай никогда не бил, трусила иноходью. Если Михаил Строгов и не выиграл по части скорости, зато Надя была избавлена от новых тягот.
Девушка так измучилась, что равномерное покачиванье кибитки скоро усыпило ее, и этот сон был сродни полной прострации. Михаил Строгов и Николай как могли удобно уложили ее на груду березовых листьев. Отзывчивый молодой человек очень растрогался, и если на глаза Михаила не навернулись слезы, то лишь потому, что раскаленная сталь иссушила их до последней!
– Она милая, – сказал Николай.
– Да, – ответил Строгов.
– Хочет быть сильной, храбрая, видать, да только хрупкие они, батенька, внутри себя, эти малышки! Вы, поди, издалека? Идете-то давно ли?